Анри Труайя - Александр II

Усиление репрессий лишь укрепило решимость революционеров. Однако со временем члены «Земли и воли» разделились на две фракции. Одни, среди которых был молодой Плеханов, были сторонниками пропаганды среди крестьян, другие ратовали за ужесточение террора. Конфликт между ними все более обострялся, и руководители экстремистов собрались на тайную конференцию, которая проходила 17–21 июня 1879 года в Липецке, небольшом городке Тамбовской губернии, чтобы обсудить вопрос цареубийства. Стояла прекрасная погода. Обстановка была самой идиллической. Растянувшись на траве в тени деревьев, заговорщики слушали пылкую речь Александра Михайлова, призывавшего убить царя. «Император, – заявил он, – в течение второй половины своего правления свел на нет почти все то хорошее, что ему позволили сделать сторонники прогресса после поражения в Крымской войне – освобождение крепостных, судебная реформа. Должны ли мы простить ему за это все зло, которое он совершил с тех пор и еще совершит в будущем?» Ответ был единодушным: «Нет!» В свою очередь революционер Желябов утверждал, что терроризм является не оружием «законной защиты и мести», а методом «борьбы за свободу и парламентский режим».

Приняв эту резолюцию, участники «конференции» отправились в Воронеж, где встретились с противниками террора во главе с Плехановым. Тот категорически отмежевался от террористов. Раскол партии стал свершившимся фактом. Ни одна из группировок не сохранила за собой название «Земля и воля». Приверженцы террора, вернувшись в Санкт-Петербург, основали новое общество «Народная воля». Их оппоненты, видевшие решение всех проблем исключительно в социальной пропаганде и аграрной революции, назвали свою организацию «Черный передел». «Народная воля» была более многочисленной и активной. Плеханов с товарищами эмигрировал и создал за границей российскую социал-демократию, черпавшую вдохновение в марксизме. В свою очередь «Народная воля», членов которой называли «народниками», стала предтечей партии социалистов-революционеров.

26 августа 1879 года Центральный исполнительный комитет «Народной воли» проголосовал за смертный приговор Александру, который был бы приведен в исполнение, если бы царь не пошел на существенные уступки. Небольшая кучка «поборников справедливости» поклялась пожертвовать своими жизнями в борьбе за правое дело. Они ездили из одного конца России в другой с фальшивыми паспортами, постоянно меняя имена, внешность, профессии. Появляясь в обличье рабочих, шахтеров, столяров, купцов, печатников, они вербовали сочувствующих во всех слоях общества. Один агент Третьего отделения, проникшийся революционными идеями, предупредил их о грозившем им аресте. С ловкостью угрей они ушли сквозь расставленные на них сети. Ни одно перемещение императора не ускользало от их внимания. В мае 1879 года он отдыхал в Крыму, проживая в Ливадии вместе с императрицей, чье состояние быстро ухудшалось. Разумеется, там же находилась и Екатерина Долгорукая, остановившаяся в соседней усадьбе, где она принимала своего возлюбленного в любое время дня и ночи. После отъезда в Санкт-Петербург, куда его призвали государственные дела, Александр вернулся в сентябре в Крым с намерением остаться там до зимы. Между тем измученная недугом царица уехала в Киссинген, где надеялась немного поправить здоровье. Оттуда, по совету врачей, она отправилась в Канны, славившиеся своим благоприятным климатом.

В отсутствие жены Александр целиком и полностью посвятил себя Екатерине. Он являлся к ней верхом в сопровождении всего лишь одного казака. Она ожидала его в окружении детей. Он играл с ними, а затем любовники удалялись на украшенную цветами веранду, откуда открывался чудесный вид на необозримые голубые подернутые дымкой дали Понта Эвксинского. Как всегда, он делился с ней своими заботами и замыслами. Вернувшись вечером во дворец, он писал ей письмо, дабы еще раз заверить ее в своей любви и признательности. Ему хотелось, чтобы это безмятежное житье вдали от суеты двора не кончалось никогда. Но в последние дни ноября подули порывистые северные ветры, резко похолодало, и Александр решил, что пришла пора возвращаться в Санкт-Петербург, в теплый Зимний дворец.

Тем временем террористы узнали о возвращении царя и решили заложить мину на пути следования его поезда, либо в Одессе, либо в Александровске (пригороде Харькова), либо под Москвой. Раздобыть динамит не составляло никакого труда. Однако маршрут императорского поезда изменился, и он миновал Одессу. В Александровске мина по неизвестной причине не взорвалась. Террористам не оставалось ничего другого, как попытать счастья в четырнадцати километрах от Москвы. Один из них, называвший себя инженером Сухоруковым (его настоящее имя было Лев Хартман, после покушения он бежал в Париж, где и жил до самой смерти), снял дом вблизи железнодорожной насыпи. Вместе со своими товарищами он прорыл подземный ход, который вел прямо под рельсы, и установил там заряд большой мощности. Им было в точности известно расписание поезда.

19 ноября, на рассвете, они ждали, затаившись, наступления судьбоносного момента, чтобы привести в действие механизм взрывного устройства. Согласно правилам, перед поездом Его Величества должен бы проследовать с получасовым опережением состав с багажом царя и персоналом императорской канцелярии. Итак, террористы пропустили первый поезд и взорвали второй. Паровоз перевернулся, и несколько передних вагонов сошли с рельсов, образовав бесформенную груду обломков. Однако произошла ошибка. В Харькове в одном из паровозов обнаружились неполадки, и в последнюю минуту было принято решение пустить первым императорский поезд. Так что в воздух взлетел не тот состав. О жертвах не сообщалось. Тем не менее дерзость заговорщиков повергла власти в шок. Узнав о том, что он в очередной раз избежал смертельной опасности, Александр воскликнул: «Что они имеют против меня, эти несчастные? Почему они преследуют меня, словно дикого зверя? Ведь я всегда стремился делать все, что в моих силах, для блага народа!» Проведя два дня в Москве, он уехал с Екатериной в Санкт-Петербург. Еще в Туле его настигла телеграмма из Канн, от императрицы: у бедной Марии Александровны случился сильный сердечный приступ, сопровождавшийся удушьем. Александр лаконично телеграфировал ей в ответ: «Сожалею по поводу твоей болезни. Чувствую себя хорошо. Нежно обнимаю. Александр».

Несмотря на все уважение к своей больной и далекой супруге, он ничего не мог с собой поделать и лишь безучастно наблюдал за ее угасанием. Ее присутствие, пусть даже едва заметное, угнетало и стесняло его. Ему не давали покоя угрызения совести, которые он старался гнать от себя. Новое неудавшееся покушение еще больше сблизило его с Екатериной. Она была для него источником вожделения, советницей, отдушиной и талисманом. Пока она рядом – думал он – революционерам своего не добиться.