София Старкина - Велимир Хлебников

Вот сюжет драмы, вернее драматической повести. Каков исход ни будет, если Вас не затруднит, пошлите мне Ваше дорогое мнение о недостатках этой вещи, дорогой писатель.

Уважающий и любящий Вас в Ваших произведениях В. Хлебников». [13] Цит. по: Парные А. Е. Неизвестная пьеса Хлебникова «Елена Гордячкина»: К истории литературного дебюта // Творчество Велимира Хлебникова в контексте мировой культуры ХХ века. Астрахань, 2003. Ч. I. С. 193–194.

Несколько забегая вперед, скажем, что Горький ответил на это письмо отказом в публикации, хотя, вероятно, нашел ободряющие слова для молодого автора (само письмо не сохранилось). Ответ Хлебников получил уже в Казани и решился показать его младшей сестре. Вера вспоминает: «Както, взяв меня таинственно за руку, он увел в свою комнату и показал рукопись, написанную его бисерным почерком, внизу стояла крупная подпись красным карандашом „Горький“, и многие места были подчеркнуты и перечеркнуты красным. Витя объяснил, что он посылал сочинение Горькому, и тот вернул со своими заметками, насколько помню, одобрил, так как вид у Вити был гордый и радостный».

Может показаться удивительным, что Хлебников обращается именно к Горькому, в редакцию издательства «Знание». Товарищество «Знание» печатало сочинения русских писателей, таких как Серафимович, Куприн, Скиталец, Бунин, Вересаев, Гарин-Михайловский. Имена, очень далекие от футуризма, который, при ближайшем участии Хлебникова, возникнет через несколько лет. Тем не менее Хлебников даже в период «бури и натиска» футуризма всегда с большим почтением относился к автору «Мещан» и «Песни о Буревестнике». В 1917 году он предлагал Горькому вступить в общество Председателей земного шара. Горький же относился к деятельности футуристов с осторожностью, а к опытам Хлебникова — резко отрицательно.

В Москву Хлебников ездил один. Он по-прежнему тяжело сходится с товарищами и продолжает дружбу лишь с семьей Бориса Денике и с его двоюродным братом Дмитрием Дамперовым. Хлебников очень увлекся сестрой Дмитрия Варварой. Позже Варвара Дамперова вспоминала: «Был он застенчив, скромен, знакомств почти не поддерживал, товарищей почти не имел, и мы были, вероятно, единственным семейством, в котором он чувствовал себя просто. Приходил он ежедневно, садился в углу, и бывало так, что за весь вечер не произносил ни одного слова; сидит, потирает руки, улыбается, слушает. Слыл он чудаком. Говорил он очень тихим голосом, почти шепотом, это было странно при его большом росте. Но иногда говорил и громко. Шепотом же говорил скорее от застенчивости. Был неуклюж, сутулился, даже летом носил длинный черный сюртук… Сам он писал уже в то время, но скрывал это — от той же застенчивости. На вопросы отвечал, что это пустяки, и однажды он с моим братом проходил часа три на морозе, пока решился сказать, что написал стихи». [14] Цит. по: Хлебников В. Избранные стихотворения. М., 1936. С. 12.

Другой эпизод, который вспоминает В. Дамперова, тоже ярко характеризует Хлебникова как человека: «Физической опасности он совсем не боялся. Раз, катаясь по Волге, мы прицепились к барже, которая шла на буксире за пароходом. Но когда пароход повернул, мы увидели, что на нас идет встречный. Ялик притерло к барже. Он зацепился за якорь, прикрученный к боку баржи. Хлебников порывался прыгнуть в воду, чтобы было легче, но его не пустили. Тогда он вскочил на якорь и, обрывая себе руки в кровь, с трудом отцепил ялик».

Дмитрию Дамперову запомнилась их последняя встреча с Хлебниковым, когда друзьям с трудом удалось предотвратить яростное столкновение с мнимым соперником (и товарищем по гимназии), которого Хлебников грозил «застрелить, как куропатку». Но, вероятно, Хлебников бывал в доме Дамперовых не только из-за любви к Варе. У него появились новые литературные интересы, и Дмитрий Дамперов снабжал своего друга журналами «Весы» и «Золотое руно», книгами по истории искусства. Из Парижа Дамперов привез книги Бодлера, Верлена, Гюисманса, Верхарна, Метерлинка, чем тоже живо интересовался Хлебников. Он также полюбил стихи русских символистов, особенно Сологуба. У Дамперовых он слушал игру на рояле: Бетховен, романтики, Лист, Вагнер, оперы «Могучей кучки». Он стал изучать японский язык, пытаясь найти в нем, по собственному признанию, особые формы выразительности.

Уже тогда проявлялась бытовая неприспособленность Хлебникова и отсутствие у него всякого интереса к материальным благам, к комфорту. Летом Хлебников жил один в деревне на Волге. «Помню, — пишет Б. Денике, — однажды я пришел к нему, и мы решили сделать яичницу. Масла не оказалось. „Это ничего“, — сказал Хлебников и, разостлав на сковороде бумагу (не без ловкости), изжарил яичницу таким своеобразным способом. Мне эта яичница не понравилась».

В университете Хлебников вновь принялся за учебу. Профессора — зоологи А. А. Остроумов, М. Д. Рузский, минеролог Б. К. Поленов — высоко оценили юного исследователя. Весной 1905 года на заседании совета Общества естествоиспытателей Остроумов просит об «ассигновании студенту В. Хлебникову 100 рублей для орнитологических сборов в Павдинской даче (Средняя часть Северного Урала)». В своем заявлении, характеризуя первокурсника Хлебникова, Остроумов писал: «Он обладает навыком к наблюдениям за жизнью птиц и к коллектированию и мог бы составить интересную коллекцию гнезд, яиц и птичьих шкурок». [15] Протоколы заседаний Общества естествоиспытателей при Имп. Казанском университете, 1906–1907. Казань, 1908. Приложение 233.

Деньги были выделены, и в начале мая Хлебников уехал на Урал. Вскоре к нему присоединился Александр, тогда ученик Казанского реального училища. Около пяти месяцев братья проводили наблюдения на Павдинском заводе. Часть собранной ими коллекции поступила потом в Зоологический музей Казанского университета. Хлебниковы привезли сто одиннадцать экспонатов. [16] Лавров С. Систематический Каталог позвоночных животных Зоологического Музея Императорского Казанского Университета. Часть II. Птицы (Aves). Казань, 1907.

Это был заметный вклад, так как вся коллекция содержала около двух с половиной тысяч экспонатов. С той поры сохранились письма Александра Хлебникова к родителям, характеризующие не только природу и нравы этого края, но и их взаимоотношения с братом. Виктор, как старший, не переставал поучать Шуру. По дороге на Павдинский завод, пишет Александр, «Витя страшно экономничал и даже хотел отучиться и меня отучить… есть ежедневно, но, к сожалению, безуспешно. Перед приездом на Павдинский завод в знак своей кровожадности он съел кусок сырого мяса из груди дрозда и сварил неочищенную овсянку». [17] Хлебников А. Письма к родным / Публ. и коммент. И. Ермаковой и Р. Дуганова // Волга. 1987. № 9.