Пол Феррис - Зигмунд Фрейд

К делу не относилось, что ему вполне могли быть нужны деньги: для Марты и Минны, для вдов семьи и старых дев, для издательства (центральный магазин которого в Лейпциге только что был захвачен гестапо), для Анны и на будущее.

Что касается физических страданий Фрейда, почти все рассказчики сходятся на том, что чем меньше подробностей об этом будет знать общественность, тем лучше. Ближе к концу 1936 года, по некоторым сведениям, он мучается со своим ртом и временно теряет терпение выносить эти страдания. К его приемному кабинету примыкала маленькая операционная с зубоврачебным креслом, где его обследовали каждое утро. В одну субботу профессор Пихлер выжигал ему подозрительную язву на щеке под местной анестезией, когда Фрейд воскликнул: «Я больше так не могу». Пихлер завершил операцию. Тот больше не жаловался. Хирург просто отмечает «Пациент сначала не чувствует боли, но к концу говорит, что больше не может вынести. Реальной причины нет».

Пять дней спустя в письме Марии Бонапарт Фрейд пишет, что после этого у него начались такие боли, что во время анализа – похоже, работу ничто не могло остановить – ему каждые полчаса нужна была новая бутылка с горячей водой, чтобы прикладывать к лицу.

Походя он сообщил принцессе, что исследует превратности судьбы бывшего короля Англии, Эдуарда VIII, который за неделю до того отказался от престола, чтобы жениться на разведенной американке Уоллис Симпсон. «Что происходит с королем?» – спрашивает он и выносит окончательный диагноз:

Я думаю, он бедный человек, не интеллектуал, не особенно умен, возможно, латентный гомосексуалист, который нашел в этой женщине друга, обрел с ней потенцию и, следовательно, не может жить без нее.

Бонапарт собиралась приобрести письма Флису. Она рассказала Фрейду в канун Нового года, что ей предложил их за двенадцать тысяч франков берлинский торговец, купивший их у госпожи Флис. Они были предназначены, по его словам, для национальной библиотеки Пруссии, пока нацисты не сожгли книги Фрейда и он не попал в черный список авторов.

Он ответил, что эти письма были очень личными и его бы очень смутило, если бы они попали в чужие руки. «Наша переписка была самой интимной, какую только можно себе представить. Я не хочу, чтобы они стали известны последующим поколениям». В разговоре он однажды рассказал ей шутку. Вопрос как приготовить куропатку? Ответ сначала закопайте ее в землю. Через неделю достаньте из земли. – А что потом? – Потом выбросьте.

Возможно, она позволит ему выплатить половину? Там содержатся «все догадки и ложные пути, связанные с рождением анализа». Но принцесса была непреклонна. Чем больше он хотел уничтожить эти письма, тем более ценными историческими документами они представлялись. Одним из условий ее покупки, сказала она, было то, что она никогда не продаст материал «прямо или косвенно» семье Фрейда, чтобы они не уничтожили его. Она говорила, что, возможно, поместит бумаги в национальную библиотеку – например, Женевы – с запретом доступа в течение века после его смерти. В конце концов она зачитала ему избранные места и оставила все в сейфе Ротшильда в Вене.

Германия продолжала демонстрировать самым пугающим образом, во что превратится Австрия, если – или когда – наступит аншлюс. Уже были организованы концентрационные лагеря. Их пока считали не средством массового уничтожения, а скорее насильственным способом, которым расправлялись с политическими заключенными. Неявные упоминания о них в письмах к Арнольду Цвейгу позволяют предположить, что Фрейд знал обо всем. Целью создания таких лагерей было то, чтобы люди знали, что есть Дахау и Бухенвальд, и страшились этого.

В Австрии местные нацисты, финансируемые Берлином, произносили речи и устраивали демонстрации. Канцлер, Курт фон Шушниг, который заменил убитого Дольфуса, вел политику умиротворения и старался не делать ничего, что бы не понравилось Германии. «Наша политическая ситуация, похоже, становится все мрачнее», – писал Фрейд Джонсу в марте 1937 года. «Вторжение нацистов, скорее всего, невозможно будет сдержать. Последствия этого сокрушительны и для анализа». Он часто думал о турецкой осаде 1683 года, когда у ворот Вены был другой враг. Тогда освободительная армия пришла через Каленберг. Теперь спасения было ждать неоткуда, во всяком случае, не от Великобритании, и «если наш город падет, прусские варвары затопят Европу». Он сказал, что хотел бы жить в Англии, как Эрнст.

Пьер Жане, который той весной был в Вене, хотел зайти к Фрейду. Ему было семьдесят семь лет. Несомненно, он хотел обменяться приветствиями и забыть о прошлых разногласиях. Но Фрейд был категорически против. Если бы они встретились, сказал он Бонапарт, Фрейду пришлось бы упрекнуть Жане за то, что тот «несправедливо вел себя по отношению к психоанализу и ко мне лично и никогда не исправил сделанного». Фрейд рассказал о старой обиде, когда французы начали распространять клевету, что Фрейд украл его идеи, Жане не пытался их остановить. Фрейд отказался искать вежливые оправдания своему отказу. «Честность – единственно возможный выход. Грубость вполне оправданна».

Его память об отступниках тоже ничуть не притупилась. Альфред Адлер, который летом 1937 года приехал в Шотландию, чтобы читать лекции, скончался на улице в Абердине от инфаркта. Вскоре после этого в письме Цвейгу, который с грустью писал о его смерти, Фрейд ответил:

Не понимаю вашей симпатии к Адлеру. Для еврейского мальчишки из венского пригорода смерть в Абердине – неслыханная карьера сама по себе и подтверждение того, сколь многого он добился. Мир воистину щедро вознаградил его за то, что он противоречил психоанализу.

Насколько известно, у Фрейда с Адлером не было личных трений. Но тот отважился выдвигать собственные теории. Когда Эрнст Фрейд в 1970 году редактировал переписку Фрейда и Цвейга, он без комментариев удалил этот абзац, делая услугу Адлеру или, что более вероятно, своему отцу.

К 1938 году немцы были готовы напасть на Австрию, Гитлер пригласил к себе на дружескую беседу австрийского канцлера, и Шушниг тайно пересек границу в Берхтесгаден, где 12 февраля и произошла встреча – ровно четыре года спустя после штурма Карл-Маркс-Хофа в Вене. К концу дня под давлением Гитлера он подписал бумаги, отдающие Австрию в его власть.

Последовали недели пропаганды и растущей неуверенности. Анна писала Джонсу 20 февраля: «Мы не поддерживаем панику, охватившую остальных. Все еще рано точно определить, что происходит». Только 9 марта Шушниг объявил о проведении всенародного плебисцита, в котором австрийский народ должен проголосовать за или против независимой Австрии. Его собирались провести через четыре дня, в воскресенье, 13 марта.