Василий Минаков - Фронт до самого неба (Записки морского летчика)

Однажды мы заступили на боевое дежурство. Предполагалась разведка в море, но задания не поступало, и несколько экипажей, собравшись у нашей «семерки», вели оживленную беседу. Особенно разговорчивым был молодой штурман сержант Евгений Джинчелашвили, а попросту Джан. Он сегодня летел со мной, в свой первый боевой вылет, вместо заболевшего Никитина. Джан был в ударе и забавлял нас, рассказывая смешные истории, расхваливая на все лады свою солнечную родину.

— Па-а-сматри, какая красота вокруг! А воздух? Его же пить можно, есть! Одним воздухом можно питаться! Верь слову!

— Значит, с завтрашнего дня ты будешь передавать свой паек мне, — послышался сзади знакомый голос.

— Коля? Панов! — раздалось сразу несколько голосов.

— Что, не узнали?

— Как тебя не узнать! По одному трепу…

— Ну, в трепачах у вас, кажется, и без меня недостатка нету. [140]

Поздравив стрелка с возвращением, я предложил ему отдохнуть.

— Нет, командир, хватит, наотдыхался! Чуть с тоски не помер. Разрешите лететь!

— Ну что ж, готовься!

Немного погодя, подошел командир полка:

— Разведка отменяется. Летим бомбить минометную батарею и мортиры на Санчарском перевале. Я, вы и Балин. На подготовку сорок минут.

Техсостав принялся за подвеску бомб, мы со штурманами разобрали предстоящий вылет, установили порядок бомбежки.

— Джан, со сбросом не спеши, — предупредил я. — Осмотрись, выбери наиболее важную цель…

— Будет порядок, товарищ командир! Не беспокойтесь!

Это, конечно, хорошо, что он так в себе уверен. Но еще лучше бы было, если бы в нем был уверен я. Первый боевой вылет, а цель, считай, точечная…

— На маршруте будем вписываться в рельеф местности, — проинструктировал нас майор Ефремов. — Удар наносить с трех заходов, посамолетно, с малой высоты. Для подавления цели использовать и пулеметы…

После взлета командир полка затягивает первый разворот, и мы с Балиным успеваем пристроиться к нему. С набором высоты летим вдоль побережья на Гудауту. Чтобы ввести в заблуждение посты наблюдения противника, заходим к перевалу Санчаро не с юга, а с севера. Миновали Сухуми. Я лечу с принижением на интервале двадцать — тридцать метров от ведущего. Вдруг замечаю под фюзеляжем машины Ефремова разноцветные светлячки. Скользя, они подбираются к бомбам на внешних подвесках. Никак не могу сообразить, что это такое…

Слышу доклад Панова:

— Командир! К нам пристроился «И-шестнадцать» и обстреливает ведущего!

Черт возьми, пулеметные трассы! Поворачиваю голову вправо — в самом деле «ишак» врезался в наш строй.

— Разрешите, чесану по нему, чтобы опомнился!

— Только не по мотору! Дай впереди заградительную очередь.

Панов выпустил трассу, она прошла перед самым носом истребителя подействовало. «Ишачок» стремительно развернулся и ушел в сторону берега. Потом узнали, что [141] это была машина из авиаполка, несколько дней назад перебазировавшегося для прикрытия сухумского порта. Горячий, но неопытный летчик принял наши машины за немецкие Хе-111, силуэтом напоминавшие ДБ-3ф.

Всякие случайности возможны на войне. Но страшно было подумать, что из-за этой ошибки мы могли лишиться своего командира полка, ветерана морской авиации, одного из тех, кто в сорок первом бомбил Берлин…

Повернув от Сухуми на север, снизились и летели над самыми вершинами елей и кедров. Наш выход на цель явился полной неожиданностью для немцев, их зенитки не успели сделать ни одного выстрела. На переднем крае наших войск были выложены белые полотнища — опознавательный знак, обозначавший, что позиции противника в пятистах метрах впереди.

Мой штурман стал заметно нервничать. Ежесекундно просил довернуть то вправо, то влево.

— Не волнуйся, спокойнее, — пытался советовать я.

Но уже чувствовал, что промажем.

Так и получилось. На первом заходе проскочили цель.

— Один — ноль, в пользу фрица, — невесело пошутил Панов.

Ефремов и Балин отбомбились нормально. Противник опомнился, открыл огонь.

— Ты хоть цель-то видел? — спросил я штурмана.

— Видел… Теперь они от меня не уйдут!

На втором заходе Джан сбросил бомбы прямо на батареи мортир. Черные султаны дыма закрыли их огневые позиции.

— Молодец, штурман!

— Спасибо, командир!

Под огнем вражеских зенитчиков делаем третий заход на минометы. И эту серию Джинчелашвили положил удачно. Азартный парень! Хороший получатся штурман. Зашли еще раз, и последние бомбы легли в расположение батарей. Лубинец и Панов поливали перевал из пулеметов, настигая разбегавшихся гитлеровцев.

Боезапас кончился, можно возвращаться домой.

— Как впечатление, Джан?

— Нормально.

Ишь ты, какой стал солидный! Но мы-то знаем, что сейчас творится в твоей душе. Первый боевой вылет, первая удача, на миг утраченная и вновь обретенная уверенность в себе…[142]

— Смотри за ориентирами, — напоминаю, как бы напомнил и Димычу.

— Есть!

Ну вот. Никакой обиды, никакого балагурства. Великая школа — бой.

После разбора Ефремов подошел ко мне, протянул руку.

— А тебя должен поблагодарить особо.

— Панова благодарите, товарищ майор. Он первый понял, в чем дело.

— Ну и Панова. Если б не вы, мог бы срезать меня тот «ас». Сам виноват, увлекся маскировкой подхода. А летчик должен видеть вокруг на все триста шестьдесят градусов…

Наступление фашистских полчищ на новороссийском направлении выдыхалось. Их отчаянные попытки прорваться в район Туапсинского шоссе неизменно разбивались об упорное сопротивление мужественных советских воинов. Несмотря на то, что гитлеровское командование бросало в бой все новые и новые части и соединения, дальше цементного завода им продвинуться не удавалось. Путь на Кавказское побережье был прегражден. Однако положение еще оставалось серьезным. Противник не отказался от своих планов захвата Новороссийска и Туапсе, на перевалах Главного Кавказского хребта шли ожесточенные бои. Не добившись успеха на сухопутном фронте, враг все чаще обращал взоры к морю. Не исключалось, что он попытается высадить морской десант на побережье Кавказа. Стало также известно, что итальянская эскадра готовится войти в Черное море через Босфор. Политика Турции становилась явно враждебной. К лету 1942 года в районах, граничащих с Советским Закавказьем, сосредоточилось около двадцати шести турецких дивизий.

Чтобы исключить внезапное появление десантных сил врага, штаб Черноморского флота организовал в шести секторах южной части бассейна Черного моря постоянную воздушную и морскую разведку.

Два экипажа нашего полка впервые вылетели на это задание 12 сентября. Перед капитаном Балиным и мной [143] стояла задача провести дальнюю разведку с целью поиска кораблей и транспортов противника в море. Вместо бомб самолеты вооружили торпедами. Балину предстояло обследовать сектор номер три, по маршруту: Сухуми — Босфор — побережье Турции — Сухуми. Мне — сектор четыре, по маршруту Сухуми — Варна — Бургас — Сухуми. Протяженность моего маршрута над морем составляла две тысячи двести километров. Штурманом ко мне назначили недавно вернувшегося после болезни Николая Колесова.