Р. Сементковский - Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность
- Название:Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:3bd93a2a-1461-102c-96f3-af3a14b75ca4
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Р. Сементковский - Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность краткое содержание
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839–1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.
Антиох Кантемир. Его жизнь и литературная деятельность - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Таким образом, вопреки тем действиям, которые исходили от русского правительства и которые подчас набрасывали тень и на его представителя, Кантемир умел своею личностью, безупречной, чистой, светлой, во всех важных случаях ограждать интересы России. Так, например, было с пресловутым делом об убийстве майора Синклера, ехавшего из Турции в Швецию с депешами, касавшимися союза между этими двумя государствами. Русское правительство было заинтересовано в том, чтобы ознакомиться с этими бумагами, и поручило двум офицерам отобрать их у шведского майора, а его самого убить. Это и было исполнено по приказанию Миниха, действовавшего, в свою очередь, по инструкции Остермана, капитаном и поручиком русской службы Кутлером и Левицким. Они настигли майора Синклера, умертвили его, отобрали у него упомянутые документы, а затем сами были доставлены сперва в Шлиссельбург, а потом в Тобольск, где их держали в строжайшей тайне; но через четыре года они уже были произведены в высшие чины с переиначенными фамилиями: Туркеля и Ликевича. Понятно, что этот инцидент с майором Синклером наделал в Европе страшный шум, и легко представить себе ложное положение, в котором очутился Кантемир, конечно до глубины души гнушавшийся этим вопиющим насилием. Только благодаря доверию, которое питали к его честности, он мог убедить и правительства, и общество, что во всем этом деле личность императрицы ни при чем, что оно совершено без ее ведома.
В такое же затруднительное положение его ставили постоянные требования о преследовании или наказании того или другого иностранного писателя или редактора. Временщики, находившиеся у власти, всячески оберегали свою репутацию за границей, не стесняясь позорить себя в самой России. Как только кто-нибудь за границей указывал в печати на их прегрешения, они тотчас же обращались к представителю России, настойчиво требуя конфискации данной книги или брошюры, запрещения газеты или наказания редактора. С такими требованиями то и дело обращались к Кантемиру и Бирон, и Остерман, и Миних, и другие временщики. Сколько ни доказывал Кантемир, что эти требования ни к чему привести не могут, «потому что здешний народ волен и убеждается более о том говорить, что говорить запрещено», ему приказывали разыскивать авторов неблагоприятных для временщиков печатных произведений и требовать от правительства их обуздания. И в этом отношении положение Кантемира было весьма затруднительным. Он советовал делать «потребные» опровержения, признавая их до известной степени даже необходимыми, потому что при неблагоприятном мнении иностранцев о России «трудно будет вызывать мастеровых людей в службу»; но временщики не столько заботились об этом, сколько добивались полного молчания относительно своей неприглядной деятельности. Опровергать многое было трудно, потому что оно соответствовало истине, легче было требовать, чтобы данная «книга яко пасквиль надлежащим образом и под жестоким наказанием конфискована и запрещена была». Такое требование было, например, высказано относительно известных «Lettres moscovites» Локателли, вызвавших такое неудовольствие в Петербурге, что даже еще два года спустя после их обнародования от Кантемира требовали, чтобы он добился наказания автора. Какие доводы он ни представлял о невозможности добиться законным путем наказания, ему не верили и продолжали настаивать на своем требовании. Выведенный из терпения Кантемир наконец обратился к императрице со следующим оригинальным предложением: «Никогда через суд в подобных делах сатисфакцию получить не можно. Потому к наказанию его, Локателли, один способ остается, чтоб своевольным судом через тайно посланных гораздо побить, и буде Ваше императорское величество тот способ апробовать изволит, то я оный в действо произведу». Само собою разумеется, что императрица не могла «апробовать» ни официально, ни конфиденциально подобного «своевольного суда», и, таким образом, дело наконец кануло в Лету.
Но было много и других условий, затруднявших правильную политическую деятельность и отражавшихся весьма тяжело на положении посланника. Мы указывали уже, что Кантемира старались удалить из Петербурга как опасного соперника. Остерман, заведовавший внешними делами России при Анне Иоанновне, как и его преемники, – все они относились одинаково недружелюбно к нашему сатирику. Малейшая его ошибка превращалась в тяжелую вину, за которую Кантемир получал выговоры. Но и помимо всяких ошибок с его стороны можно было всегда найти поводы к неудовольствию. Вся тогдашняя дипломатия была в еще большей степени чем теперь основана на хитрости, обмане, всякого рода пронырстве; Кантемир же, по своим нравственным правилам, на обман никогда не соглашался. В крайнем случае он умалчивал о правде, но лжи не допускал. И в этом отношении он остался себе верен до конца. Само собою разумеется, что это не могло нравиться деятелям, которые считали в политике все дозволенным, до убийства из-за угла включительно. Не доверяя Кантемиру в этом отношении, они его часто обходили, не сообщали ему в точности ни намерений, ни даже действий русского правительства. Кантемиром пользовались в тех случаях, когда надо было завязать дружественные отношения, потому что наш посланник благодаря личным своим достоинствам всегда умел расположить к себе людей, с которыми имел дело; но когда пускались в ход коварство и обман, его обегали, и, таким образом, он оказывался в ложном положении, не зная в точности, что затевает аккредитовавшее его правительство. Само собою разумеется, это сильно затрудняло его задачу и внушало ему нерасположение к своей деятельности. Его положение несколько изменялось к лучшему только тогда, когда в Петербурге приобретали влияние люди достойные, более или менее схожих нравственных правил с ним самим. Так было, например, при графе Воронцове. Но как только эти люди оттеснялись от влияния на государственные дела, положение Кантемира тотчас же снова ухудшалось.
Другим источником вечных бесплодных хлопот и неудовольствий был неверный взгляд на истинное значение представителя России при иностранном дворе. На посланника смотрели не как на должностное лицо с чрезвычайно обширными и трудными обязанностями, а как на своего рода комиссионера или, по нашему, приказчика, которому, не стесняясь, давали поручения всякого рода. Мало того, считали вправе давать эти поручения не только власть имущие, но вообще все, кто пользовался каким-либо влиянием в государстве, причем вид этих поручений оставался совершенно неопределенным. Нужен был искусный кондитер русскому двору – немедленно об этом извещали Кантемира, и он должен был приискать его. Этим, однако, не довольствовались и требовали, чтобы сам Кантемир внимательно следил за искусной прислугой и рекомендовал ее петербургскому двору. Ему поручали покупать и «аглицкую дамскую эпанчу, долгую, чтобы на все платье надевать, камлотовую готовую, цветом серенькую, с позументом серебряным и бандалет к ней», и «табаку рапе с виолетом», и «лошадь езженую, а летами чтоб была не молода и не стара, лет семь или восемь, а больше десяти лет не было бы, с ходу также смирна, и собою плотна, и крепконога, и не пуглива, и стрельбы не боялась», и «дюжину шелковых чулков, половину белых со стрелками, а другую половину с другими цветами», и «шесть тростей деланных, т. е. роров, которыми на басах играют». Обращаются к нему с подобными поручениями чуть не ежедневно разные более или менее влиятельные лица, которым отказывать было трудно, да иногда и небезопасно. Волей-неволей приходилось их исполнять, тем более, что все это требовалось в виде– маленькой, ничтожной услуги, неисполнение которой, однако, могло быть принято за серьезную обиду. Граф Ягужинский обратился к Кантемиру через своего секретаря со стихотворным посланием, в котором дается ему следующее поручение:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: