В. Фаусек - Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность

Линней делил всех животных на шесть классов: четвероногие, которых он позднее назвал млекопитающими, птицы, гады, рыбы, насекомые и черви. Первые четыре класса теперь составляют вместе типы позвоночных, причем гады распадаются на два класса – пресмыкающихся (Reptilia) и земноводных (Amphibia). Насекомые Линнея соответствуют теперешним членистоногим, содержащим в себе классы ракообразных, пауков, многоножек и насекомых в истинном смысле. Наконец, черви Линнея не имели никакого определенного значения; это было складочное место, куда он причислял всех остальных беспозвоночных животных, без всякого отношения к степеням их сходства. Эта противоестественная группа в настоящее время распалась почти без следа на отдельные типы и классы; лишь одно название – Vermes (черви) – применяется к одной группе животных, но и оно, по-видимому, скоро исчезнет из науки и теперешний тип Verme, в свою очередь, распадется.

Как на одно из крупных нововведений, сделанных Линнеем, укажем, что он первый отнес китообразных к млекопитающим, а не к рыбам, куда их причисляли еще и Рей, и Артеди.

Мы уже говорили, что основные идеи Линнея, которые он внес в науку (двойная номенклатура, система растений), были им выработаны за время его жизни в Голландии, когда ему не было еще тридцати лет. Остальную свою долгую жизнь он посвятил тщательному изучению и описанию растений и животных по разработанным им принципам. Первое издание его «Systema naturae», вышедшее в Лейдене в 1735 году и положившее начало его известности (там уже были изложены начала половой системы растений), заключало в себе всего четырнадцать страниц in folio.

В 1767—1768 годах вышло двенадцатое издание этого сочинения в Стокгольме – последнее, которое он сам редактировал. Двадцать лет спустя, уже после смерти Линнея (в 1788 году), Гмелин в Германии выпустил «Systema naturae», значительно переработанную, тринадцатым изданием. Во что разрослись 14 страниц первоначального издания, можно видеть из следующего сопоставления: одно царство животных занимало в десятом издании «Системы природы» 823 страницы, в двенадцатом – уже 1326 страниц, и, наконец, в тринадцатом, Гмелиновском, – 3099, приблизительно одинакового формата.

Работы Линнея дали огромный толчок систематической ботанике и зоологии. Выработанная терминология и удобная номенклатура облегчили возможность справиться с огромным материалом, в котором прежде так трудно было разобраться. Вскоре все классы растений и животного царства подверглись тщательному изучению в систематическом отношении, и количество описанных видов увеличивалось с часу на час.

Но важное научное движение, вызванное Линнеем, заключало в себе много недостатков. Знакомство с животными формами, основанное почти исключительно на их внешних признаках, не давало возможности глубже проникнуть в законы животного мира и стало тормозить научный прогресс зоологии. То, что в руках основателя и по его идее было только методом, в руках односторонних и ограниченных последователей сделалось самой целью исследования; для узких систематиков вся цель зоологии и ботаники стала представляться в том, чтобы описывать новые виды и классифицировать их; из науки о животных зоология превращалась в каталог животных, в науку об именах животных. При огромном авторитете, которым так долго пользовался Линней, его пренебрежение к анатомии и физиологии животных и растений дурно отозвалось на науке и на ученых его школы. Для Линнея не существовало вопроса о происхождении видов животных и растений на земле: «… столько существует видов, сколько сначала было создано бессмертным Существом», – говорит он. Из этого вытекала, конечно, неизменяемость видов, признаваемая и раньше, а со времен Линнея сделавшаяся научной аксиомой: «… новые виды не возникают теперь», – стоит у Линнея на первой странице первого издания «Systema naturae».

Но все это были необходимые стадии в развитии науки. Если бы учение о неизменяемости видов не вызвало стремления к детальнейшему их изучению и к точной оценке малейшего отклонения строения, никогда бы не накопилось такого огромного количества точнейших описаний, которое дало возможность говорить о значении и происхождении всех этих видовых признаков; только тогда, когда усердные и добросовестные систематики изучили огромное количество разновидностей в тщетном стремлении вложить их в определенные рамки, только тогда явилась возможность взглянуть на это бесконечное разнообразие форм с другой точки зрения и дать то учение о виде и происхождении видов, которое господствует теперь в науке. В этом отношении весьма знаменательно следующее обстоятельство: в настоящее время самые сильные аргументы в пользу теории развития дают сравнительная анатомия и эмбриология. Отнимите у эмбриологии животных идею об их общем происхождении, и наука эта превратится в хаотическую груду бессмысленных фактов. Между тем Дарвин, основатель теории развития в зоологии, был не анатом и не эмбриолог: он занимался всю жизнь систематической зоологией. Он построил новое здание из того материала, который был заготовлен эпохою Линнея и Кювье. Современная эмбриология выросла уже на его принципах; сильнейшие аргументы явились на поле битвы тогда, когда сражение уже было выиграно.

Ботанический сад. – Лекции Линнея. – Линней и граф Тессин. – Семья. – Отношения к жене и сыну. – Старость и смерть Линнея. – Сын его. – Судьба научных коллекций Линнея .

Мы покинули Линнея в 1742 году, когда он стал, на тридцать пятом году жизни, профессором ботаники в Упсале; вся его остальная жизнь до самой смерти, последовавшей в 1778 году, прошла в этом городе почти безвыездно. Кафедру он занимал более тридцати лет и покинул ее незадолго до смерти. Характерно, что Линней, уже с самого начала своей ученой карьеры пользовавшийся европейской известностью, находившийся в письменных сношениях со многими заграничными учеными, после нескольких лет, проведенных в молодости в Голландии, никогда более не был за границей; за тридцать лет жизни, пользуясь значительным материальным достатком, он ни разу не собрался переплыть Балтийское море. Любопытно сравнить в этом отношении условия жизни настоящего века с прошедшим. Средства сообщения между странами стали теперь настолько легки и общедоступны, что редкий ученый не изъездил всей Европы; международные съезды ученых привлекают участников из всех стран, далеких и близких; в области мысли границы между отдельными странами все более и более исчезают, далекие расстояния теряют свое значение. Но в середине прошлого столетия, чтобы выбраться из Швеции, нужно было употребить немало времени, ехать на лошадях, плыть парусным судном, – и Линней всю жизнь просидел дома. Между тем в Упсале, где у него не было равных по учености и таланту, он чувствовал себя довольно одиноким. Его сидячая жизнь прерывалась только время от времени непродолжительными путешествиями в разные провинции Швеции.