В. Фаусек - Карл Линней. Его жизнь и научная деятельность

Первая его забота в Упсале была обращена на ботанический сад при университете, основанный еще в середине XVII века, одно время процветавший, но после огромного городского пожара в 1702 году пришедший в полный упадок. Линней застал его в жалком состоянии: кроме отечественных растений, в нем не осталось ничего другого. Благодаря средствам, данным на улучшение сада графом Гилленборгом, Линней привел его в блестящее состояние, и Упсальский ботанический сад вскоре сделался одним из первых в Европе. С помощью многочисленных поступлений, которые Линней получал из разных местностей от своих учеников и друзей, уже через шесть лет своего заведования он довел в нем количество разводимых видов до 1100.

Ботаническая кафедра в Упсале приобрела при Линнее необыкновенный блеск, которого она никогда не имела ни раньше, ни после. До Линнея ботаника считалась одним из второстепенных предметов академического преподавания; она носила исключительно прикладной, фармакологический характер, и к занятиям ее студенты относились как к простой формальности. У Линнея была всегда полная аудитория; его слава натуралиста привлекала учеников отовсюду, и в стенах скромного провинциального университета впервые появились студенты, говорящие на чужих языках, – немцы, швейцарцы, датчане, англичане, даже русские [3]. Он ввел в преподавание ботаники студентам элемент самостоятельных наблюдений, учил их приобретать сведения путем личных сношений с природой, в летние месяцы предпринимал во главе своих многочисленных слушателей ботанические экскурсии по живописным окрестностям Упсалы.

Впоследствии многие из его учеников становились его верными помощниками; предпринимая отдаленные путешествия, заносимые судьбой в разные страны, они отовсюду присылали Линнею научные материалы. С этой целью он постоянно старался доставлять своим ученикам должности духовных лиц или врачей на кораблях. Из его учеников, оставивших по себе память в науке, назовем Форскала, путешествовавшего в Аравии; Соландера, совершившего вместе с Куком кругосветное путешествие; Фалька, бывшего профессором в Петербурге, путешествовавшего по России и застрелившегося в 1774 году в Казани.

Число студентов в Упсале до Линнея не превышало обыкновенно 500 человек и опустилось снова до этой цифры после его смерти; но при жизни Линнея его громкая известность привлекала массу студентов, и в 1759 году, в год его ректорства, оно достигло небывалой цифры —1500 человек.

С внешней стороны жизнь его с этих пор представляет непрерывный ряд успехов и почестей. В тот век – век просвещенного абсолютизма и меценатов, – ученые были в моде, и Линней был из числа тех передовых умов прошлого столетия, на которых сыпались любезности государей. Из Испании он получил предложение поселиться в Мадриде и сделаться королевским ботаником – неслыханная честь для ученого отдаленной страны, к тому же еретика, лютеранина; ему предлагали право свободного исповедания своей религии, возведение в дворянское достоинство и годовое жалованье в 2000 пиастров. Но Линней отказался от этого лестного предложения, как и от другого подобного из Петербурга, где Екатерина II желала видеть его при своем дворе и где ему предлагали звание члена Академии наук. И у себя на родине он получил все отличия, какие только мог получить; короли Адольф-Фридрих и Густав III дорожили им как славой страны и осыпали его знаками своего внимания. В 1757 году он был возведен в дворянское достоинство; только с этого времени его фамилия стала писаться так, как она теперь общеизвестна. До этого времени он назывался Linnaeus – латинизированная фамилия, которую носил его отец; с дарованием дворянского титула его имя в духе того времени было офранцужено и оно звучало с тех пор Karl von Linné; это правописание и сделалось общеупотребительным.

Неизменным покровителем и другом, меценатом Линнея со времени его возвращения из-за границы, был знатный дворянин того времени, шведский сановник, сенатор и маршал граф Тессин. Тщеславный и тонкий дипломат, он рано сумел угадать Линнея, следя за его деятельностью по заграничным журналам тогда еще, когда никто им на родине не интересовался, и сумел покровительством первому ученому своего времени придать лишний блеск своему имени. Впрочем, каковы бы ни были его побуждения, ему все-таки принадлежит честь сохранения для Швеции ее величайшего натуралиста. Благодаря именно его настояниям Линней получил, как мы говорили уже выше, место адмиралтейского врача и затем профессуру в Упсале.

Любопытны отношения Линнея к своему другу и покровителю. Он был того мнения, что процветание науки возможно только под покровительством меценатов, – и был прав для своего времени, когда государство, в особенности такое бедное, как Швеция, мало могло заботиться о научной деятельности. В сущности и теперь, в наиболее даже просвещенных государствах, и наука и искусство в своем развитии часто пользуются денежными средствами частных капиталистов, но теперь переменилась нравственная точка зрения на этот предмет; полагают, что богачи, дающие деньги на общеполезные предприятия, исполняют долг совести перед своим народом. Линней был, как и всякий человек, сыном своего времени; теперь мы знаем имя графа Тессина только в связи с именем славного ученого; в глазах же Линнея Тессин был знатной персоной, и их разделяла целая пропасть в общественном положении. За услуги, ему оказанные, Линней платил Тессину в течение всей жизни самой теплой благодарностью; ему посвящал он издания «Systema naturae», начиная со второго, вышедшего в 1740 году в Стокгольме. Письма его к Тессину любопытны как пример отношений, которые в XVII веке существовали между ученым и придворным, как образчик эпистолярного слога того времени. «Все верные шведы, – пишет Линней, – восхваляют высокорожденного графа, и я должен делать это всех более. Господин граф принял меня, peregrinum in patria (странника на родине), не имеющего ни рекомендации покровителей, ни собственных заслуг, посадил меня за свой стол между знатнейшими людьми в государстве, дал мне жительство в своем собственном дворце, рекомендовал меня высокопоставленным лицам, доставил годовое содержание и почетное место (адмиралтейского врача). Несомненно, я обязан Господу Богу и графу Тессину всем моим счастьем».

В наш демократический век подобные фразы звучали бы странно и смахивали бы на грубую лесть. Но таков был язык времени, и Линней показал, что в его сердце не было лести, а признательность его была искренней и благородной. Так он писал Тессину, когда тот был наверху могущества и блеска. Но прошел ряд лет, и бывший вельможа жил в опале, в стесненных средствах, всеми покинутый, в деревне; Линней находился в это время в зените почестей и славы, но отношения его к бывшему покровителю не изменились. Письма его продолжают носить тот же почтительный и благодарный тон; и когда королевская немилость к Тессину проявилась в полную силу, Линней посвятил ему новое издание «Systema naturae» в еще более почтительных и благодарных выражениях чем все предыдущие.