Е. Орлов - Юлий Цезарь. Его жизнь и военная деятельность

Восстание было, таким образом, сломлено, но искры вспыхивали еще там и сям, так что Цезарю пришлось все лето 51 года до н. э. провести в окончательном усмирении Галлии. Ему опять приходилось иметь дело с карнутами, белловаками, кардуками и аквитанами, после чего он провел зиму в Бельгии. Предвидя, что ему вскоре придется вернуться в Италию, он занялся теперь умиротворением покоренной страны и устранением поводов к недоразумениям и мятежам. Он не накладывал больших податей, предоставил многим городам самоуправление и щедро одарил вождей. Наученные горьким опытом последних лет и видя в то же время мягкое обращение с ними Цезаря, галлы теперь смирились и безропотно приняли римские законы и римскую администрацию. Они живо и вполне претворили новую культуру во всех ее формах и вскоре сделались достойнейшими носителями ее, передав через ряд веков ее дух и тенденции своим отдаленным потомкам.

Весною 50 года до н. э. Цезарь вернулся в свою Цезальпийскую Галлию и с тревогою стал наблюдать все более и более омрачавшийся политический горизонт Рима. За последние несколько лет произошли крупные перемены: в сентябре 54 года до н. э. умерла от родов Юлия, дочь Цезаря и жена Помпея, а в 53 году до н. э., во время похода на парфян, погиб Красс. Помпей и Цезарь остались одни владыками государства, но насколько изменились отношения между ними, видно из того, что когда Цезарь, с целью вновь породниться и тем закрепить союз, предложил своему товарищу жениться на его племяннице Октавии, жене К. Марцелла, с тем, чтоб он, Цезарь, в свою очередь, взял дочь Помпея, тогда замужем за Фаустом Суллою, Помпей отказал, женившись на другой. Дело в том, что теперь впервые победитель Востока, еще так недавно считавшийся первым военным талантом своего времени, стал чувствовать, как почва ускользает из-под его ног, благодаря блестящим успехам Цезаря в Галлии. Вообще, лишенный прозорливости и дипломатических способностей, он, однако, не был настолько слеп, чтобы не видеть, что как демократия, так и аристократия ценят его лишь потому, что видят в нем кандидата на диктатуру, столь необходимую для их спасения. Если же его слава и престиж, как величайшего полководца Рима, теперь отойдут к другому, то что останется от его значения в политическом мире как приз для той или другой партии? Помпей задумался и, видя, как народ стал переносить свое внимание все более и более на его соперника, решил потихоньку повернуть вправо. Обстоятельства как нельзя более благоприятствовали ему. Пятьдесят четвертый год до н. э. прошел в беспрерывных смутах, не дававших возможности делать выборы: подкуп с обеих сторон гулял в таких гомерических размерах, что деньги вздорожали и процент повысился. Консулы 53 года до н. э. были поэтому выбраны лишь летом того же года, так что в продолжение первых шести месяцев римское государство управлялось регентами (interrех'ами) из сенаторов, сменявшимися каждые 5 дней. Ржавая государственная машина пришла в застой, и новый 52 год до н. э. открылся при дурных предзнаменованиях. В январе на Аппиевой дороге Клодий был убит Милоном, сенатским кандидатом на консульство, и народное раздражение перешло в мятеж: сенатское здание было сожжено, и Милон вместе с Interrex'oм Лепидом были осаждены на дому. Тогда олигархия, радуясь возвращению к ней Помпея, своего блудного сына, объявила осадное положение и назначила его, по предложению Бибула и Катона, столпов республиканской конституции, единоличным консулом, то есть консулом без коллегии. Это было вопиющее нарушение законов: помимо того, что мнение триб не было спрошено, Помпей не имел права, в качестве проконсула, войти в Рим и, во всяком случае, не мог отправлять консульской должности без сотоварища. Но какое значение имеет конституция и сама прославленная республиканская свобода, когда дело идет об интересах правящих классов? О них можно и даже должно кричать, когда нарушителями их являются демократы; когда же на очереди стоит вопрос об участи аристократии, ими можно вполне пренебречь. Quod licet Jovi, non licet bovi [5], – гласила житейская мудрость, а сенатская олигархия была как раз мудра, как змий. Конечно, Помпею все это было как нельзя больше на руку: усмирив военною силою “державный” народ, он в пять месяцев поставил дело сената на прочную ногу и, избрав своим коллегою своего нового тестя Кв. Цецилия Метелла Сципиона, заклятого аристократа, сделался, как в былые времена, надеждою и оплотом знати. С этого момента начинается его двусмысленная политика по отношению к Цезарю. Проконсульство последнего, как было упомянуто, оканчивалось собственно 1 марта 49 года до н. э., но так как преемник его из консулов того же года не мог сменить его раньше начала 48-го, то Цезарь имел возможность оставаться во власти весь 49 год. Этим обстоятельством он и хотел воспользоваться, чтобы выставить свою кандидатуру на консульство 48 года, дабы ни минуту не оставаться частным лицом, подлежащим суду и сенатскому гневу, которым грозился Катон. Но для этого требовалось формальное изъятие из общего закона о необходимости кандидатам присутствовать при выборах, – и вот трибуны, друзья Цезаря, начинают хлопотать в этом смысле у сената. Помпей, державший фактически всю олигархию в руках, дарует это изъятие, но через некоторое время издает подтверждение закону предыдущего года, в силу которого между консульством и проконсульством одного какого-нибудь лица должен впредь протечь промежуток в 5 лет. Этим, только под невинною формою, он сразу уничтожил льготу, дарованную Цезарю, и агенты последнего должны были прибегнуть к угрозам, чтоб заставить его внести прибавочный пункт о том, что закон 53 года к Цезарю не относится. Он сделал это, однако, своей личною властью, не спросясь комиций, а потому мог при случае легко увернуться, ссылаясь на его незаконность и недействительность. Цезарю мораль этого была более чем понятна, а события 51 года еще больше разъяснили ее. В январе новый консул М. Клавдий Марцелл, игнорируя узаконения предыдущего года, внес в сенат предложение о том, чтоб отозвать Цезаря, окончившего уже Галльскую войну, и лишить его права выставлять кандидатуру в отсутствие. Помпей счел за благоразумное уехать из города, и сенат, не решаясь что-либо предпринять без его согласия, разошелся ни с чем. В октябре, однако, Марцелл возобновил свое предложение, и, так как Помпей на этот раз заявил, что воля сената священна и решениям его должно повиноваться, почтенные отцы решили 1 марта следующего года формально обсудить вопрос о переделе провинций между новыми наместниками. Они, однако, чересчур уж смело делали свои выкладки: один из новых консулов Л. Эмилий Павел оказался подкупленным кругленькою суммою в 1500 талантов, которые он тогда же истратил на постройку знаменитой базилики его имени, а другое важное должностное лицо – энергичный и способный трибун К. Скрибоний Курион – тоже обязан был галльскому Аладдину за ссуженные ему 60 миллионов сестерций (сестерция – около 10 коп.). Естественно, что когда наступило роковое 1 марта 50 года до н. э., дело пошло совсем не так, как того ожидали отцы: Курион внес контрпредложение о том, чтобы оба соперника – и Помпей, и Цезарь – сложили свою власть и распустили свои легионы, дабы никому из них не было обидно и государство не осталось в распоряжении одного лица. Сенат был застигнут врасплох и опять должен был разойтись, не придя ни к какому заключению. Через несколько месяцев вопрос поднялся опять: на этот раз без всяких экивок предлагалось назначить Цезарю преемника к 13 ноября текущего года; но Курион наложил свое veto, повторил свою поправку и сильною, полною угроз речью так подействовал на умы слушателей, что получил огромное большинство в 370 голосов против 22. Победа была блестяща, и собравшийся у курии народ приветствовал победоносного трибуна бешеными рукоплесканиями и устлал его путь домой цветами. Цезарь знал, какой товар покупать!