Василий Минаков - Командиры крылатых линкоров (Записки морского летчика)

Но — не зря. Цель отыскали, задание выполнили.

* * *

29 апреля экипаж Скробова обнаружил в бухтах Севастополя три транспорта, девять сухогрузных барж, двадцать катеров. После дешифрирования фотоснимков было принято решение: нанести бомбоудар по двум транспортам в Южной бухте. На другой день утром девятка [272] бомбардировщиков во главе с Осиповым взмыла в воздух.

Экипажи Лобанова и мой заступили в пятнадцатиминутную готовность к вылету на торпедный удар. У нашей «пятерки» заменялись моторы, предстояло лететь на чужой машине.

Накануне я уже вылетал на ней. По возвращении дал указание технику выверить точность бензомеров. При полетах на полный радиус приходится возвращаться буквально на последних литрах бензина; неточность в показаниях приборов может привести к роковым последствиям — ведь летаем над морем.

Техник доложил, что бензомеры проверены. Само собой — и о готовности машины вообще.

Расположившись в разных позах на брезентовых чехлах под крылом самолета, мы лениво перебрасывались словами, вспоминали мирное время, кто чем занят был вот в такие весенние дни в последний год перед войной. Здесь, на Кавказе, уже почти наступило лето, было жарко, солнце слепило глаза...

— Дежурные экипажи, к командиру эскадрильи! — послышался голос неутомимого капитана Матяша.

Воспоминания как рукой сняло. Бежим со штурманом в эскадрильский домик, неподалеку от нашей стоянки.

— По данным воздушной разведки, — чеканит майор Чумичев, — сегодня в тринадцать часов тридцать пять минут из Севастополя вышел транспорт в сопровождении четырех быстроходных барж и трех тральщиков. Направляется на Констанцу. Дежурной паре самолетов-торпедоносцев — потопить транспорт! Вопросы есть?

— Все ясно!

— По самолетам! Вылет немедленный.

Взлетаем. С ходу пристраиваюсь к машине Лобанова, ложимся на курс. После жары на земле с удовольствием ощущаю прохладную свежесть. Телу возвращается [273] бодрость, движениям — легкость и быстрота. Машина чутко послушна рулям, ровно гудят моторы...

И вдруг — перебой в левом. Еще перебой...

— Командир, слышишь? — с беспокойством оборачивается Володя.

Перебои становятся все чаще, длительней. Изменяю режим. Не хочется возвращаться, такая цель...

Но мотор продолжает барахлить. Ничего не поделаешь, докладываю ведущему. Лобанов разрешает выйти из строя и вернуться на аэродром.

На обратном пути мотор продолжает капризничать, возникает опасение, как бы не заглох совсем. В этом случае пришлось бы сбросить в море дорогостоящую торпеду. Да и после разгрузки пилотирование самолета на одном моторе над морем представляет порядочный риск.

И вдруг мотор заработал ровно. Ровно и сильно, будто с ним ничего не случалось!

— Как нарочно! Перед посадкой... Что будем делать, командир?

— Будем садиться, Володя. На земле разберемся.

Когда были выпущены шасси и закрылки и оставались считанные минуты до земли, поступил доклад Панова:

— Наша кабина наполнилась дымом!

Быстро окидываю взглядом моторы, крылья. Огня нигде не видно.

— Скоро приземлимся, потерпите!

— Нечем дышать! — поступает приглушенный кашлем ответ.

Но машина уже коснулась земли. Энергично торможу. В конце короткого, сокращенного чуть не вдвое пробега раздается взрыв. Самолет встряхивает, левого крыла как не бывало. Пламя на капоте, на фюзеляже, бензин горит и вокруг на земле...

Моментально выключаю моторы. Открываю кабину. [274]

Вижу, как Володя через астролюк спрыгивает с пятиметровой высоты. Закрыв лицо полой реглана, вываливаюсь на центроплан, перекатываюсь через огонь, падаю на землю. Вскакиваю, выбегаю из огненного кольца, бушующего вокруг самолета. Подбегают Панов и Жуковец, перчатками сбивают пламя с моей одежды...

Потом все трое бежим обратно к самолету. Метрах в десяти от него находим лежащего на земле Володю.

— Что с тобой?

— Ноги... Должно быть, сломал...

От стоянки к нам спешат люди. Приказав Панову и Жуковцу оттащить штурмана в сторону, бросаюсь вместе с техниками к горящему самолету: надо сбросить торпеду и откатить ее, рядом капониры...

Первый подбежавший к машине техник дотянулся отверткой до механизма сброса, торпеда рухнула на землю. Несколько человек принялись откатывать ее. Вдруг крик:

— Торпеда работает!

Техники, мотористы, оружейники бросились врассыпную. К счастью, появился минер полка Терехов, успокоил:

— Ничего страшного!

Торпеду покатили к ближайшему капониру. Подоспевшие пожарники сбили пламя с самолета. Его трудно было узнать: почерневший, с одним крылом...

Прибывший на аэродром командир полка, выслушав мой доклад, сказал коротко:

— В рубашке родился, Минаков!

Это мне было не вновь. Как и самому Канареву. Кто на войне остается жить, тот родился в рубашке. Только до коих пор...

Было расследование. Предполагалось замыкание электропроводки крыльевого бензобака. В предыдущем вылете нас интенсивно обстреляла зенитная артиллерия. Не исключено, что один из небольших осколков повредил электропроводку, и от встряски при выпуске шасси [275] и закрылков она замкнулась. Что касается перебоев мотора, то причина была установлена точно — неисправность магнето.

Счастье, что замыкание не произошло минутами раньше. Тогда бы гибели не избежать.

Володя отделался трещиной кости голени и разрывом голеностопных связок. Это вывело его из строя на полтора месяца.

Расставаться было грустно: с ним мы сделали вместе сорок пять боевых вылетов. После госпиталя ему предстояло направиться в другой полк...

На другой день, 1 мая, меня вызвал командир полка.

— Как себя чувствуете после вчерашнего?

— Нормально.

— Завтра в составе группы из пяти экипажей полетите за новыми машинами в Иркутск. Старший — капитан Саликов. Штурманом к вам назначаю капитана Кравченко.

— Есть!

В тот же день мы попрощались с отбывающими на Тихоокеанский флот Чумичевым, Бесовым, Козыриным, Василенко, Андриевским, Шильченко, Крыхтиным... Командиром нашей эскадрильи назначили капитана Осипова.

Утром 2 мая командир Ли-2 полковник Кошелев подал нам команду занимать места. Майкоп, Куйбышев, Челябинск, Новосибирск, Иркутск... Мы удивлялись неутомимости нашего пилота. На каждом аэродроме, едва успевали остановиться моторы, он кричал:

— Где бензозаправщик? Срочное задание...

На его кителе красовались два ордена Красного Знамени и знак «Открывателю воздушного пути Якутии». [276]

По слухам нам было известно, что еще в годы гражданской войны он отличился в боях против врангелевцев и иностранных интервентов в Крыму.

В Иркутске мы тепло распрощались с прославленным летчиком — он спешил на очередные перевозки...