Ральф Ингерсолл - Совершенно секретно

Штаб СХАЭФа, где имели время сопоставить сведения, добытые английской и американской разведкой, и проштудировать их на досуге, даже не намекнул на это в своей очередной еженедельной сводке, которая, сколько мне помнится, была разослана за два дня до начала арденнского контрнаступления.

В 12-й армейской группе разведывательный отдел штаба смотрел на дело еще более оптимистически, — нам казалось, что фронтовые части противника держатся из последних сил, что действительно и послужило для Гитлера основанием выбрать этот момент для наступления. Разведывательный отдел только что написал весьма убедительный доклад, предлагая перейти в активное наступление, для того чтобы использовать результаты огромного урона, нанесенного нами немецкой армии в течение ноября и декабря. Известно было, что численность многих немецких дивизий, стоявших на линии против нас, упала до двух-трех тысяч человек в каждой.

Намеченный плацдарм наша армейская группа также изучала самым непосредственным образом, ибо наш штаб находился в Люксембурге, на краю Арденн, и дорога, по которой мы ездили в штаб Первой армии, лежала на расстоянии выстрела противотанкового ружья от немецких частей. Мы избегали этой дороги ночью, потому что время от времени немецкие отряды поиска делали набеги, чтобы захватить одну — две машины. Через неделю после того, как началось наступление, мы узнали из захваченных документов, что Люксембург был одним из второстепенных объектов, — после взятия он должен был служить защитой южного фланга основных сил наступления, и что дивизия фольксгренадеров, стоявшая против нас, перешла небольшую речку на границе, в десяти милях от того места, где работали мы, за неделю до начала генерального наступления

Когда началось наступление, оно было полной и абсолютной неожиданностью и захватило врасплох первую из американских сменяющих дивизии, подошедшую из Шербура, в первую же ее ночь на переднем крае. Целых два полка были смяты и захвачены в плен. Никогда еще ни одно сражение во Франции не начиналось так благоприятно для той или другой из сторон. Под Сен-Ло пехота едва продвигалась в течение дней и ночей, пока не вышла на торную дорогу. В Арденнах немцы прошли через нашу главную линию обороны со скоростью тридцати миль в час, не останавливаясь даже для того, чтобы расстреливать захваченных пленных, — это удовольствие они отложили на несколько дней и тогда перебили несколько групп американцев, чтобы избавить себя от труда конвоировать их до места.

У немцев как будто было все — внезапность, быстрота, огневая мощь и высокое моральное состояние. Глядя на карту утром 17 декабря, казалось невозможным остановить их, — они прорвали нашу линию обороны на фронте в пятьдесят миль и хлынули в этот прорыв, как — вода во взорванную плотину. А от них по всем дорогам, ведущим на запад, бежали сломя голову американцы.

Когда в Арденнах выпал снег, это было красиво, но зато дороги стали очень скользкие. Снега было не так уж много, если считать по мерке Северных Штатов Америки, хотя кое-где наметало порядочно, гак что трудно было идти. На дорогах укатанный снег становился плотным, как лед. Когда человек истекал кровью в санитарной машине, и кровь, просачиваясь под заднюю дверцу, капала на снег, она оставляла на снегу тускло-красные брызги, по которым можно было при желании проследить путь машины.

Подходившие танки сильно скользили по обледенелым дорогам, и можно было подумать, что вся колонна сошла с ума, видя, как отдельные машины сваливали деревья и крушили углы домов на поворотах. Тридцатитрехтонные танки начинали вертеться на самых легких спусках и подъемах, иногда делая два-три полных поворота, прежде чем остановиться. За однодневный переход танковая дивизия могла потерять несколько сот машин — из-за аварий, застрявшими в грязи, перевернутыми. Ремонтные команды дули на озябшие пальцы, заходя сзади и силясь отыскать, за что можно было бы зацепить поврежденные машины и вытащить их на такое место, где они могли бы двигаться.

Все время наступления я пробыл на основании выступа, то в Люксембурге, где находился штаб, то разъезжая с поручениями. В разгаре боев я вылетал на один день в Лондон, и на обратном пути мы сели в Бельгии. Со мной было полтонны аэрофотоснимков немецких тылов. Я отвозил их обратно, после перепечатки в Англии. Поэтому я реквизировал 2,5-тоннку на аэродроме и повез их, огибая оконечность выступа. Как только стемнело, пошел дождь, и дороги сразу обледенели. Дважды мы едва спасли машину, отчаянно буксовавшую на льду, и когда, часов около десяти, нас остановил постовой военной полиции и сказал, что мы въезжаем в зону затемнения, я понял, что этого нам не выдержать. Невозможно двигаться по обледенелой дороге в полной темноте.

Мы остановились на ночевку в деревенском домике, где квартировал отряд военной полиции из четырех человек. Они дружили с хозяевами, и скоро мы сидели в кухне, окруженные десятком хозяйских родственников, и пили кофе из пайка ВП. Кроме нас, тут были экипажи трех других автомобилей, застрявших на дороге, — грузовика с боеприпасами, аварийно-ремонтной машины и транспортного грузовика, отбившегося от колонны. Все три автомобиля были так или иначе выведены из строя; команда аварийной машины шесть дней дожидалась возвращения человека, посланного в тыл за помощью. Между тем местом, где находились мы, и немецким авангардом не было союзных войск, кроме двух французских отрядов. Эти отряды соперничали между собой: один из них был группой маки, а другой — ротой нарождавшейся тогда регулярной французской армии, которая только что получила обмундирование и начала обучаться где-то поблизости. Маки охраняли деревню, где мы ночевали, и пренебрежительно отзывались о безусых юнцах, которые находились на переднем крае и, по словам наших собеседников, боялись собственной тени.

У себя в армейской группе мы нисколько не беспокоились об острие немецкого клина: боевая задача заключалась в том, чтобы крушить клин с флангов. Мы знали, что, пока Третья армия вгрызается в основание германского клина, немцы не посмеют и не смогут продвигать его дальше. Кроме того, мы — у себя в армейской группе — знали, что танкам немецкого авангарда уже не хватает горючего, и что немецкие обозы не смогут его подвезти. Но одно дело было знать все это у себя в армейской группе и совершенно другое — скользить по льду, находясь на острие немецкого клина. Как раз на следующий день, подъезжая к главному штабу, мы обогнали санитарную машину, из которой на снег капала кровь.

От снега и льда, которые донимали нас, немцам приходилось еще хуже нашего. В начале наступления немецкое радио хвасталось, что суровая зима в Арденнах является другом героического германского воина. Она и была его другом. Но после того как был остановлен стремительный натиск немецких танковых дивизий, автоколонны, которые должны были подвозить им горючее и боеприпасы, стали застревать на льду. А после того как Третья армия продвинулась за Бастонь, все дороги, ведущие к клину, оказались под обстрелом нашей артиллерии.