Тамеичи Хара - КОМАНДИР ЯПОНСКОГО ЭСМИНЦА

Я приказал комендорам и торпедистам приготовиться к бою. Командиры артиллерийской и минно-торпедой боевых частей Миеси и Шимицу немедленно доложили о своей готовности. Но в последний момент я снова заколебался. А вдруг это кто-нибудь из своих?

В отчаянии я приказал включить прожектора и сразу же увидел, что таинственный неопознанный корабль является американским крейсером. И немедленно приказал открыть огонь.

Мы выпустили последние 4 торпеды (из 16 имеющихся на борту) и открыли огонь первый раз за время этого боя из всех шести 127-мм орудий. К нашему удивлению, противник не отвечал.

Примерно через 20 секунд после начала стрельбы мои акустики обнаружили четыре мощных подводных источника звука. Я затаил дыхание, ожидая взрывов. Прошло еще 10 секунд, но никаких взрывов не случилось, но «Амацукадзе» тяжело закачался с борта на борт. И я понял, какую глупость сам и совершил.

Каждая японская торпеда имела специальное предохранительное устройство, предотвращающее взрыв в пределах 500 метров от места выпуска торпеды, а наша цель находилась менее, чем в 500 метрах от «Амацукадзе». Я выругал себя. В спешке и суматохе я упустил стопроцентную возможность отправить американский крейсер на дно.

За первой ошибкой, как известно, всегда следует и еще одна. Так случилось и со мной. Злясь на самого себя, что попусту истратил последние торпеды, я забыл отдать приказ выключить прожекторы.

Между тем, американский крейсер, по которому мы продолжали вести огонь, горел по всей длине корпуса. Это был тяжелый крейсер «Сан-Франциско», и наша встреча в темноте, видимо, произошла после того, когда погибли адмирал Каллаган вместе с командиром крейсера и офицерами своего штаба. Артиллерийские башни, чье отсутствие так сбило меня с толку, были сметены с «Сан-Франциско» 14-дюймовыми снарядами нашего линкора «Киришима».

«Сан-Франциско» не отвечал на огонь, но снаряды падали вокруг «Амацукадзе». Опьяненные боем и горя желанием прикончить противника, мы не обращали на это внимания. Я тоже не отрывал глаз от пылающего американского крейсера и это была моя третья ошибка.

Через грохот орудий я услышал крик сигнальщика Ивата с его наблюдательного поста над мостиком:

— Командир! Еще один крейсер режет нам курс. Пеленг 70 с левого борта!

Я резко повернулся в указанном направлении и увидел еще один крейсер противника. На какое-то мгновение я застыл от ужаса, а потом скомандовал:

— Закрыть прожектора! Прекратить огонь! Ставить дымзавесу!

Я еще не успел закончить команду, когда залп нового противника (это был американский крейсер «Хелена») накрыл мой эсминец. Два снаряда рванули у самого борта. Я напряг спину и вцепился в ограждение мостика. Взрывом меня чуть не выбросило за борт, грохот оглушил. Я еле устоял на ногах. Но мысль работала четко, и я понял, что не ранен. Я увидел бледное лицо Ивата и его неестественную позу. Сигнальщик как бы висел не дальномере.

— Ивата! — крикнул я. — Что с тобой? Он не отвечал и не шевелился. Тут я заметил, что кровь течет из его пробитой осколками головы, капая на настил. Мой лучший сигнальщик был убит наповал! Снаряд, видимо, взорвался на дальномерной площадке.

Я наклонился к переговорной трубе и вызвал лейтенанта Шимицу. Но ответа не было.

— Радиорубка! — закричал я. — Доложите обстановку!

Гробовое молчание.

Второй снаряд пробил борт эсминца чуть ниже мостика и взорвался в радиорубке, убив всех находящихся там.

«Амацукадзе», совершая разворот вправо, неожиданно пошел на полную циркуляцию.

— Корабль не слушается руля! — доложил штурман Мацумото.

Из-под мостика, очевидно из радиорубки, вырвалось пламя. А над нами зависли осветительные ракеты. «Хелена» явно намеревалась нас прикончить.

Прибежавшие на мостик рассыльные доложили, что вышла из строя вся гидравлическая система корабля: башни не вращаются, рулевая машина не работает.

Приятно было узнать, что машины эсминца не пострадали. Целыми остались и цистерны с топливом.

Между тем, «Амацукадзе», совершив полную циркуляцию, пошел на второй круг. Снаряды с «Хелены» продолжали падать вокруг нас, осыпая эсминец осколками. Наши орудия молчали, торпеды были израсходованы. Мы были беспомощны как овечка, которую повели на бойню.

К счастью, противник не имел намерения с нами покончить. Огонь стал ослабевать и вскоре прекратился совсем.

Посланный вниз капитан-лейтенант Мацумото доложил, что рули переведены на ручное управление. Гидравлика полностью вышла из строя.

Для устранения некоторых повреждений неплохо было бы остановить машины. Останавливать эсминец в такой близости от противника было, конечно, очень опасно. Но «Хелена» полностью прекратила огонь, и мы ее визуально больше не видели. Позднее я узнал, что в темноте «Хелена» нарвалась на три наших эсминца: «Асагумо», «Мурасаме» и «Самидаре», которые вместе с «Юдачи» и «Харусаме» составляли авангард нашего соединения, но разошлись с ними, запутавшись в адмиральских приказах по маневрированию. Открыв яростный огонь по американскому крейсеру, вовремя подошедшие эсминцы спасли нас от гибели.

«Хелена», пораженная торпедой с «Мурасаме», получила смертельный удар. Каким-то чудом крейсер продержался на плаву еще несколько часов, а затем затонул.

В это время с японских эсминцев заметили мигающий опознавательный позывной в восточном направлении. Позывной подавал американский эсминец «Монссен», который ошибочно принял наши эсминцы за свои. Передача своих позывных явилась для «Монссена» самоубийством. Несколькими артиллерийскими залпами и торпедами с «Асагумо» с ним было покончено.

А мой «Амацукадзе», переведя руль с гидравлического на ручное управление, продолжал движение на север. Управлять вручную кораблем в 2500 тонн водоизмещения дело очень нелегкое. Хотя нам и удалось увеличить скорость до 20 узлов, шли мы как пьяные, все время рыская на курсе. На руль пришлось поставить десять здоровенных матросов, но и они выбивались из сил, выполняя постоянные команды, которые я кричал им через Мацумото.

В 03:00 Миеси доложил, что все пробоины временно заделаны, а пожары в нижней части корабля потушены.

Через несколько минут слева по курсу я увидел линкор «Хийя». Пожары на нем уже были потушены, но флагманский линкор качался на волне без хода. Что у него случилось с машинами, я не знал. Вокруг флагмана не было ни одного нашего корабля, а мой «Амацукадзе» находился в таком состоянии, что никакой помощи предложить не мог.

Единственно, что я мог сделать — это указать линкору направление на север. Собрав все свои силы и энергию, я продолжал управлять эсминцем, крича команды через переговорную трубу.

С первыми же лучами рассвета появились самолеты противника. Это было очень неприятно, поскольку из всех наших орудий более-менее могло действовать только одно — № 1. Когда самолеты приблизились, оно открыло огонь. К счастью, бомбардировщики неверно определили нашу скорость и сбросили бомбы слишком рано. Ближайшая из них упала в 300 метрах у нас по носу. После чего американские самолеты повернули обратно к Гуадалканалу. Можно было предположить, что вскоре появятся и другие самолеты противника, но у нас не было времени на волнения. Все свои силы мы тратили, чтобы корабль продолжал идти вперед.