Василий Фролов - Жизнь в авиации

После двух атак на наш самолет немцы принялись за замыкающих в четверке самолетов. Во время атаки истребителей все ведомые, можно сказать, прижались ко мне и летели в плотном строю. Вторично не передаю, а кричу Павлову: - "Орел-30"! Снижайся! Как слышишь?

Не отвечает. Надо прямо сказать, что с радиосвязью на самолетах Ил-2 в те годы было плохо. Во время боя надо было настраиваться. В наушниках часто слышались посторонние звуки. Видимо, Павлов меня не слышал.

Вижу, как трасса, выпущенная из пушек МЕ-109, прошила последний самолет четверки. Пилотируемый Филипповичем самолет стал падать вниз. Зацепился за землю и взорвался на моих глазах. Атака истребителей не прекращается. Через несколько секунд смертельная трасса врезается уже в самолет Михайлюка. Он также уходит в землю. Истребители противника атаковали нас почти до самого аэродрома базирования.

После приземления подошел к Павлову и спросил: - Что же ты, Иван, бросил нас?

- Я потерял вас.

Вот что такое летать группой из разных эскадрилий.

Чья вина в гибели двух экипажей? Виню себя. Отстал от первого звена, вследствие чего было ослаблено взаимодействие в группе при отражении атак истребителей.

Командир общей группы Павлов безусловно виноват, так как бросил на произвол судьбы своих подчиненных, то есть мое звено. После удачного бомбометания и штурмовки вражеских войск ударил по газам и забыл про своих ведомых.

И конечно же, истребители прикрытия фактически бросили нашу группу и дали возможность безнаказанно расстреливать наши самолеты.

В 1975 году в Транспортное управление международных воздушных линий прибыла уже другая венгерская делегация и тоже на переговоры. В программе было запланировано посещение Ялты в Крыму. Прилетев на самолете Аэрофлота в Симферополь, мы на троллейбусе добрались до Ялты. Остановились в одной из гостиниц города. На ужине завязался непринужденный разговор о прошедшей войне.

Среди членов венгерской делегации был и представитель авиакомпании МАЛЕВ. Оказалось, что он бывший летчик. Во время войны летал на истребителе "Мессершмитт-109". Иштван, так звали венгра, сказал, что, хотя он летал на немецком самолете, на его фюзеляже были нанесены белые кресты, а не желтые. Я спросил: - Какая разница?

Он замысловато ответил: - Кто летал на самолетах с белыми крестами, как правило, отражал налеты англо-американских самолетов и в бой с советскими летчиками почти никогда не выступал. Но были случаи, когда приходилось отражать налеты и советских самолетов.

Когда я ему рассказал о печальном вылете с потерей двух экипажей, он прямо сказал: - Товарищ Фролов (в то время мы называли друг друга товарищами), извини меня, но признаюсь, что бывало и ваши самолеты мы сбивали. Возможно, что и ваших друзей я сбил. Что поделаешь? Была война. После войны, когда Венгрия стала дружественной нам страной, Иштван был направлен учиться в Советский Союз, окончил Военно-воздушную академию имени Ю.А. Гагарина. Прослужив несколько лет, демобилизовался и перешел работать в венгерскую авиакомпанию МАЛЕВ. Как представитель этой авиакомпании он и был направлен в Советский Союз.

Когда Иштван признался, что воевал на "мессершмиттах" и сбивал наши самолеты, в какой-то степени я его понял. Ведь я сам сделал шесть боевых вылетов на бомбометание военных объектов в Будапеште. Тогда это была суровая необходимость, не оставлять же в покое военный завод, на котором выпускались танки, предназначенные для обороны окруженной группировки немецких войск в городе.

Казалось бы, все ясно. Бомбить. В действительности так и было. При каждом вылете ставилась задача бомбить военные объекты в западной части города - Буде, где изготавливались танки, бронетранспортеры и артиллерийские орудия.

Вспоминается один их этих вылетов.

Нашу эскадрилью вызвали на КП полка. Из землянки вышли, как мне показалось, очень озабоченные Кондратков и Провоторов.

Командир полка коротко и ясно поставил боевую задачу: - Первой эскадрильи в составе диух четверок нанести бомбовый удар по военному заводу, расположенному в пяти километрах севернее горы Геллерт. На одних самолетах будут подвешены по две 250-килограммовые бомбы фугасного действия, на других - фугасные весом в 100 килограммов. Восьмерку поведет командир вашей эскадрильи Герой Советского Союза капитан Ткаченко.

На моем самолете впервые были подвешены на внешних замках 250-килограммовые фугаски.

Перед тем как разойтись по самолетам, командир полка еще раз предупредил, что завод сильно прикрыт зенитной артиллерией и "эрликонами", большая часть из них расположена на горе Геллерт. Обращаясь к Мише Ткаченко, предупредил, чтобы были очень внимательны при подходе к цели. Может быть, заход на цель произвести не со стороны горы Геллерт, а с противоположной от нее, с той стороны и солнце будет светить прямо в лоб зенитчикам.

Когда мы подъехали на грузовой автомашине к нашей землянке, Миша Ткаченко еще раз напомнил, что будем заходить со стороны восточной части города - Пешта.

- Второму звену нашей группы сосредоточить огонь на подавлении зениток.

Добавил, что истребителям прикрытия дано указание, как сообщили из штаба авиадивизии, при отсутствии истребителей противника, также сосредоточить усилие на подавление зениток.

За последнее время активность истребителей противника резко уменьшилась, но зенитки и особенно "эрликоны" продолжали доставлять нам неприятности, тем более подлет к цели планировался, как всегда, на высоте 1100 метров. А эта высота благоприятствовала более точному прицеливанию при обстреле самолетов. Для штурмовиков эта высота была выбрана не случайно. С большей высоты точечную цель было определить очень сложно, да и эффективность реактивных снарядов при обстреле зениток не велика.

Несмотря на то, что мы зашли со стороны солнца, зенитки и "эрликоны" открыли ураганный заградительный огонь. Группы немного рассыпались, но тут команда: - Приготовиться к атаке. Атака. Бомбы.

Я дважды нажал на кнопку бомбосбрасывателя и две 250-килограммовые фугаски полетели вниз, но куда, я не знаю. Ведь я бомбил по команде ведущего общей группы. Одиночно бомбить я не имел права. Может быть, эти бомбы полетели на жилые кварталы. Сердце защемило от того, что эти бомбы могли убить мирных жителей.

В послевоенное мирное время мне пришлось много раз по долгу службы в Аэрофлоте встречаться с венгерскими гражданами, быть в Будапеште, но никогда в их присутствии я не говорил, что бомбил Будапешт. У меня был приказ, а приказ, тем более в военное время, я должен был выполнять беспрекословно. Для венгра же я - убийца.

Сейчас, когда пишу эти строки, в Чечне льется кровь, гибнут мирные люди от бомбардировок нашими самолетами населенных пунктов этой многострадальной республики.