Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Если я, простой подполковник, понимаю, что к чему, то и они должны были это понять.

Прекратив прения, судьи приступили к голосованию. В результате оказалось:

де Боно: 4 шара — невиновен, 5 — виновен; Туллио Джианетти: 5 — невиновен, 4 — виновен; Маринелли: 1 — невиновен, 8 — виновен. Последним был Джалеаццо Чиано — 9 черных шаров.

Над полем висела полоса тумана, смешанная с дымом. С вязов, окружавших форт Сан-Проколо, сорвалась стая грачей, поднявших шумный гвалт, слившийся с эхом винтовочных выстрелов по пяти мужчинам, сидевшим привязанными к стульям, взятым из ближайшего бара. Когда дым от сигареты Козмина смешался с пороховым дымом, у немецкого офицера, стоявшего рядом с ним, на глазах показались слезы.

— Не могу понять вас, итальянцев, — с трудом проговорил он. — Ваши души либо слишком мягкие, либо слишком жестокие.

У Козмина в голове промелькнула только одна мысль, что подписанное осужденными прошение о помиловании никогда не попадет в руки Муссолини. Ему повезло, что такие твердолобые фашисты, как секретарь партии Паволини и местный шеф полиции Туллио Там-бурини, поддерживали его во всем. Поначалу они попытались убедить министра юстиции Пьетро Пизенти отказаться принять прошение осужденных о помиловании. Когда же тот настоял на своем и собирался передать его лично дуче, Паволини воскликнул в ярости:

— Мы не можем нанести ему такую боль.

До трех часов ночи 11 января никто в прокуренном кабинете Козмина не мог сообразить, что полковник Итало Вианини, инспектор пятой зоны Национальной республиканской гвардии, имел право отклонения любых прошений. Полковника подняли с постели, но он стал отказываться. В течение пяти часов Козмин, Там-бурини и обвинитель Фортунато настаивали на своем, пока тот по прямому указанию своего шефа, генерала Ренато Риччи, не согласился.

Когда майор Фурлотти поднял правую руку и дал сигнал на открытие огня, оказалось, что экзекуционный взвод находился в готовности в форте Сан-Проколо уже в течение четырех часов.

Конец, которого столь ждал Козмин, был ужасным и кровавым. Из тридцати солдат, включенных в состав экзекуционного взвода, стоявшего всего в десяти метрах от жертв, никто ранее не принимал участие в подобных экзекуциях.

— Вам необходимо целиться вот сюда, — сказал им Фурлотти, показывая на затылки пятерых осужденных.

Таковым был весь инструктаж.

Доктор Ренато Карретто, тюремный врач, обошел умиравших, моля о конце бойни. Пареши упал на левый бок, крикнув: «Да здравствует Италия!» Из шести солдат, целившихся в него, попали только двое, и он был еще жив. Маршал де Боно повторил его возглас, но, как и Готтарди, был мертв. Маринелли, которого с трудом усадили на стул, взывавший к женщине по имени Джулия, тоже был еще жив. Подошедший Фурлотти с автоматом «беретта» добил умиравших.

Последним был Чиано. При подаче команды на огонь он повернул голову, чтобы посмотреть на происходившее, и был сбит пулями на землю.

Доктор заметил, что он еще жив. Майор Фурлотти спустил курок, но Чиано добит не был. Тогда Фурлотти дал еще очередь, целя в правый висок. Чиано вздрогнул и больше не шевелился.

Священник бесшумно вошел в кабинет диктатора, отметив про себя, что человек, сидевший за письменным столом не поднимая головы, был объят страхом. Дуче знал, что дон Джузеппе Чиот, седобородый капеллан веронской тюрьмы, провел последнюю ночь вместе с осужденными и мог рассказать ему о том, что его интересовало.

— Как произошла эта трагедия? — спросил Муссолини резко.

— Так, как вы этого и пожелали, — ответил священник.

Дуче поднял на него глаза:

— Что вы имеете в виду — я?

— Те, кого вы вызвали на заседание большого совета, осмелились дать вам совет, — жестко произнес дон Джузеппе. — А вы вынесли им смертный приговор.

При этих словах Муссолини вскочил на ноги.

— Вы игнорируете тот факт, что приговор вынесли судьи, — попытался он оправдаться.

— Никто не осмелился бы вынести такой приговор без вашего согласия, — возразил священник.

Спокойно, без боязни дон Джузеппе сказал диктатору, что тот спутал измену фашизму с изменой Италии.

— Итальянский народ уже давно различает это, — продолжал капеллан. — Могу даже сказать, что это — мнение каждого.

Муссолини снова сел и обхватил свою голову руками: он не был в этот момент дуче.

— Как они провели последнюю ночь? — выговорил он, облизывая сухие губы.

Все они, вспоминал священник, были близки к Богу. Внутри тюрьмы, хотя там постоянно хлопали двери и раздавался топот ног, было очень спокойно, даже необычно спокойно. Двери камер были открыты, и они все собрались в камере де Боно, чтобы провести ночь вместе. А говорили они о… высказывании Платона о бессмертии души… о последнем вечере… о Христе в Гефсиманском саду.

Собравшись в кружок около горевшей печки, они говорили о странных, почти мистических вещах. Карло Пареши высказал последнее пожелание, чтобы его зеленая шаль была бы положена на его тело, прикрывая его. Де Боно вспомнил свою солдатскую молодость: шестьдесят лет назад, будучи зеленым лейтенантом, он присутствовал на званом ужине в Кастельвеччио, где теперь суд приговорил его к смертной казни за государственную измену.

— Увидим ли мы Мадонну сразу же после смерти? — просто спросил он дона Джузеппе.

Чиано сохранил свою ожесточенность до самого конца.

— Я никогда не доставлю Гитлеру и Муссолини этого удовольствия, — заявил он, когда им всем было предложено подписать прошение о помиловании.

Только мнение Туллио Джианетти, что тем самым он нанесет вред шансам своих товарищей, заставило его в конце концов поставить и свою подпись.

— Вы должны были знать об этом, — настойчиво произнес дон Джузеппе. — Ваш зять обвинил вас в жестокости за то, что вы не проявили милосердие. Лишь де Боно несколько изменил его настроение, положив ему руку на плечо и сказав, что всем им предстоит предстать перед Божьим судом. «Вы правы, — ответил ему Чиано. — Нас всех подхватил один и тот же ураган. Я умру без злобы в моей душе — передайте это моим близким».

Дрожа всем телом, Муссолини прервал его.

— Он сказал: «Передайте это моим близким?»

— Да, — подтвердил священник, — и вас он тоже имел в виду.

Долгие секунды Муссолини молча смотрел на дона Джузеппе. Затем горе охватило его, и он упал головой на стол, содрогаясь конвульсивно в плаче.

И Чиот подумал: «А ведь прошение, по всей видимости, так и не было ему передано. Он даже его не видел, хотя и не желает в этом признаться. И боится показать, что находится во власти таких людей, как Козмин».

Кларетта Петаччи потом подтвердила, что Муссолини ждал это прошение всю ночь, звоня ей чуть ли не каждый час.