Леонид Ашкинази - Человек, который дал имя Государству

Перед выступлением Голды Меир в ООН, когда она должна была официально сделать это предложение, Бен-Гурион собрал у себя дома израильских военачальников и сообщил им о принятом решении. По существу, он объяснил им, почему Израиль должен отказаться от победы, которую они ему добыли. Нелегкая задача, и то, что Бен-Гурион стал ее решать, говорит о том, что вовсе он не был так прост и категоричен, как это иногда изображают. Ведь это была уже не та армия, что раньше, эти люди были в значительной мере его люди, и он мог бы и не оправдываться перед ними. В конце концов, армия в демократическом государстве просто выполняет приказы. Но он решил иначе. Хотя конечно, может быть, из контакта с военными он сам черпал уверенность в правильности принятого решения.

А что касается ООН и Америки, то они поступили как простые наперсточники, как жулики. После Голды слово взял представитель США, и он произнес не то, о чем была достигнута договоренность, а то, что Америка говорила раньше. Египетские войска вернулись в Газу. Бен-Гуриона, как казалось, обвели вокруг пальца.

Правда, со временем стали заметны некоторые долговременные эффекты синайской кампании. Во-первых, Израиль получил десть лет мира. Молниеносная победа продемонстрировала силу Армии Обороны Израиля; из сознания израильтян исчезло чувство неуверенности. Эплатский порт стал новыми морскими воротами Израиля. Как это ни странно, но значительно улучшились отношения со многими азиатскими и африканскими государствами. Продолжилось развитие отношений с Францией. Наконец, США осознали опасность присутствия Советского Союза на Ближнем Востоке, а это укрепило связи Израиля и США.

Последующие годы были для Бен-Гуриона заполнены дипломатией с военным оттенком. По его мнению, безопасность Израиля гарантировали две вещи — армия и хорошие отношения с Западом. Армия обеспечивала сдерживание арабской антиизраильской активности в малых масштабах, диверсий, провокаций, а хорошие отношения с Западом предохраняли от разработки крупномасштабных планов типа блокад, экономического удушения, большой войны и т. д. Легко объяснить, что было необходимо и то, и другое, но поистине достойно восхищения, как умело находил Бен-Гурион баланс.

Непрерывному проникновению коммунистического режима в Ближневосточный регион, особенно — в Сирию, Бен-Гурион противопоставил укрепление отношений с Ираном, Эфиопией и Турцией. Правда, дружба с Ираном и Эфиопией кончилась после очередной смены власти в них, но хорошие отношения с Турцией сохранились до сего дня. Это имело и имеет немалое значение для Израиля.

Весьма важны — а в этот период, может быть, и наиболее важны — были для Израиля хорошие отношения с Францией, которая поставляла оружие и помогла построить атомный реактор в Димоне. Последнее имело своим следствием опять "крик во всем мире". Израиль создает атомную бомбу! Между тем понятно, что атомная бомба — сдерживающий фактор. Заметим, что в этом вопросе, как и во многих других, мировое общественное мнение применяет в отношении евреев и Израиля "двойной стандарт". Действительно, и США, и СССР использовали тогда атомное оружие как сдерживающий фактор, и против этого никто не возражал. Даже Англия и Франция, которым явно никто не угрожал, держали и бомбы, и средства доставки. И ничего; а даже тень слуха о бомбах у Израиля вызывала истерику с пеной на губах.

Наконец, как ни был непопулярен в Израиле такой шаг, Бен-Гурион пошел на расширение контактов с Западной Германией. Начались поставки оружия и из этой страны, был предоставлен и крупный заем. Каждое изменение ситуации в мире, каждое новое веяние в мировой политике Бен-Гурион с потрясающим искусством использовал для укрепления позиций Израиля.

Жизнь, в принципе, хорошая вещь. Но в ней есть и плохая сторона — смерть. И рано или поздно нам придется о ней поговорить. Но пока мы можем отложить этот разговор на несколько страниц.

"Если бы меня спросили, на какой идее зиждились все деяния Бен-Гуриона, — сказал однажды его верный секретарь Ицхан Навон, — то я бы ответил одной фразой: обеспечить существование народа Израиля". А от чего зависит существование народа? На этот вопрос Бен-Гурион ответил так: "Судьба Израиля зависит от двух факторов: от его силы и справедливости". Кто-то из великих историков сказал — цивилизация гибнет, когда перестает верить в свою правоту. Это, как легко понять, связанные вещи — ибо моральные критерии закладываются в человеке в раннем детстве, когда о политике еще нет и речи. И если народ, государство, страна в целом живет аморально, то она слабеет и в итоге под ударами соседей гибнет. Таким образом, всемирно-исторический процесс — это реализация морали политическими средствами. Разумеется, против этого тезиса есть что возразить, но важный аргумент «за» — это само существование народа Израиля. По крайней мере, в течение тех тысяч лет, когда основой его жизни была Тора. Поскольку Тора, Талмуд и все прочие последующие еврейские книги — это в значительной мере учебники по морали, по нормам поведения. И, быть может, не зря сказано, что не только народ Израиля хранил Тору, но Тора хранила его.

Разумеется, не всегда можно в политике поступать справедливо. Точнее, можно поступать всегда идеально справедливо, если ты сильнее. Если же это не так и ты хочешь выжить, то не всегда можно быть идеально моральным. Учитывая соотношение сил Израиля и окружающего его мира (который во сне видит, как топит евреев в море), можно только удивляться, насколько морально действовал и действует Израиль. Даже в сравнении с признанными «демократиями», уж не будем сравнивать его с соседними режимами.

Из предшествующего изложения могло сложиться впечатление, что Бен-Гурион был всю свою жизнь сосредоточен исключительно на работе, на деле. Разумеется, это не так, хотя как раз для евреев сосредоточенность на деле достаточно характерна. Ну, не были "прекрасными семьянинами" ни Маркс, ни Эйнштейн. У второго было, правда, хобби в виде скрипки, но ведь он-то и сказал, что для того, чтобы что-то сделать в науке, надо непрерывно думать над задачей. Между прочим, как показал мой личный опыт, заставить себя думать над какой-то одной проблемой довольно трудно.

Вот и Бен-Гурион не был "прекрасным семьянином", хотя он и поддерживал контакты с детьми, общался с внуками. В качестве хобби у него были беседы с учеными в доме младшей дочери Ренаны, которая стала микробиологом, профессором. Он очень много читал, изучал иудаизм, историю Эрец-Исраэль, философию религии, он переписывался и вел дискуссии со многими мыслителями и религиозными деятелями. И в политике он не замыкался в кругу чисто израильских проблем; он видел мир в целом и представлял себе пути его развития. Главы великих держав, встречаясь с ним, обнаруживали перед собой не мелкого царька крохотного ближневосточного государства, а опытного политика, размышляющего над теми же глобальными проблемами, что и они. И это вызывало уважение к нему, даже в тех случаях, когда они с ним не соглашались. Тем более, что его идеи и советы опережали свое время. Планы объединения Европы, которые Бен-Гурион излагал де Голлю, пригодились бы позже; это же касалось его советов об улучшении отношений между США и СССР, которые он давал Кеннеди.