Пол Баррел - Королевский долг

За приемом в Аскоте последовала наспех организованная в Виндзорском дворце встреча, на которой присутствовали герцог Эдинбургский, а также принцесса и принц Уэльские. Царила напряженная атмосфера, но заседавшие обменивались искренними, откровенными мнениями. Принцесса рассказывала мне:

— Мама расстроилась, выслушав меня. По-моему, она от всего этого даже постарела, я ведь постоянно изливаю ей свои горести.

В Виндзоре принц Филипп дал понять, что все очень расстроены из-за несправедливых высказываний в книге Мортона. Он же сообщил принцессе, будто все подозревают, что она имела отношение к появлению этой книги. Принцесса отрицала, что сотрудничала с автором. Я искренне верю, что принцессу саму пугали масштабы того, во что она впуталась.

— После выхода книги жизнь моя стала невыносима. Только благодаря друзьям я сумела пройти через это, — говорила принцесса. Брак опустошал и раздражал ее, к тому же она горевала по отцу, поэтому и поступала опрометчиво, необдуманно, а еще ее приводили в замешательство обвинения родственников. Дав понять друзьям, что она сама — жертва, Диана замкнулась в себе. Таким образом, принцесса пресекала как любую возможность примирения, так и малейшую надежду на то, что принц Чарльз изменится.

Впоследствии она попыталась сломать эту ситуацию вопреки собственному здравому смыслу, и это толкнуло ее в другую гибельную крайность — к съемке в программе «Панорама» на Би-би-си три года спустя. В обоих случаях она хотела, чтобы все узнали правду, но на самом деле — взывала о помощи, надеясь завоевать симпатию и таким образом спастись. Но никто, а главное — принц Чарльз, понимания которого она ждала больше всего, не желал ей помочь. И тем не менее она любила его. В глазах принцессы, часто не замечавшей обратную сторону медали, Чарльз бросал ее ради Камиллы Паркер Боулз.

Даже осознавая собственную неправоту, принцесса продолжала бороться, она не выносила несправедливости. Она объясняла королеве и принцу Филиппу, что пыталась терпеливо относиться к мужу, но, натолкнувшись на каменную стену непонимания, решила, что расстаться, к сожалению, необходимо. Расстаться по-королевски. Не разводясь. Принцессе хотелось свободы без разрыва брачных уз.

Королева и принц Филипп не одобряли идею разрыва. И принца и принцессу просили пойти на компромисс, быть менее эгоистичными, постараться преодолеть трудности ради непоколебимости монархии, ради детей, ради страны и народа. На встрече в Виндзоре принцесса ясно дала понять принцу Чарльзу свое отвращение к Камилле Паркер Боулз. Потом она признавалась, что возможность открыто выражать чувства при родственниках приносила ей огромное облегчение:

— Тогда все уже было известно. Написано в книге, обсуждалось в семье.

Тем не менее книга сыграла в некоторой степени и положительную роль: на некоторое время избавила принцессу от булимии.

— Думаю, вся эта история — величайшее испытание в моей жизни, — говорила она.

Королева считала, что встреча прошла очень искренне, и назначила на следующий день новую. Но принцесса не смогла принять ее приглашения. Ей не хотелось оставаться на этой неделе в Виндзоре, и она вопреки традиции пробыла в Аскоте лишь два из положенных четырех дней.

Последовало письмо герцога Эдинбургского, где он высказал свое разочарование по поводу того, что принцесса не явилась на вторую встречу, тогда как они с королевой тратили время, пытаясь решить их с принцем семейные проблемы.

Но принцесса, расстроенная присутствием в Аскоте Камиллы Паркер Боулз, оскорбилась и уединилась в Кенсингтонском дворце.

Именно отказ от приглашения остаться в Виндзорском замке послужил поводом к началу переписки принцессы с герцогом Эдинбургским.

Само собой разумеется, что и королева, и принц Филипп изо всех сил пытались спасти королевский брак, однако можно понять, с какими трудностями они столкнулись. С тех пор они делали все возможное, чтобы предотвратить публичный развод. Они решили, что в подобной непростой, деликатной ситуации необходим трезвый ум. Едва ли принц Филипп обладал таким умом, к тому же у него была репутация не самого тактичного человека. И тем не менее взялся за дело именно он. Влиятельность его и королевы невозможно переоценить: до сих пор они, будучи отцом и матерью, никогда не вмешивались в браки своих детей, утверждая, что только жизненный опыт может научить уму-разуму. Но тут они твердо решили, что нельзя сидеть сложа руки и спокойно смотреть, как рушится брак Уэльской четы. Как и Ее Величество, принц Филипп пытался сохранить беспристрастное отношение к принцессе, но его роль требовала от него оставаться искренним и говорить самую суровую правду. А принцессе не хотелось, чтобы он вмешивался.

— Интересно, часто ли жены вынуждены обсуждать семейные проблемы со свекром, а не с мужем? — как-то в сердцах воскликнула она.

Для нее это было еще одним доказательством того, что королевская семья ведет себя странно, когда дело касается человеческих отношений, а принц Чарльз попросту прячет голову в песок. Более того, это явно означает, что ни одна из сторон не хочет ввязываться в сложный семейный конфликт.

Честно говоря, принц Филипп делал куда больше для спасения брака, чем принц Чарльз, и не важно зачем; для того ли, чтобы сохранить видимость приличий, или из желания и впрямь помочь супругам, — но действовал он правильно. Кому, как не ему, знать, каково это — войти в королевскую семью, порвав с прошлым во имя долга. Однако, как и всякому, кто плохо знал принцессу, вряд ли ему было известно, как обращаться со столь ранимым человеком. Он старался быть беспристрастным, но рубил сплеча там, где требовалась особая деликатность. Забрасывая принцессу письмами, он своими грубыми замечаниями приводил ее в ярость. Она не рвала писем. Напротив, она связывала их в пачки и хранила как неопровержимые доказательства, а для надежности делала с некоторых копии и отсылала самым верным друзьям. Другим, например телерепортеру Мартину Баширу или мне, принцесса показывала оригиналы.

Я видел эти письма в 1993-м, Башир — в 1995-м, Как-то я сидел с принцессой на лестнице в Кенсингтонском дворце. Даже тогда, год спустя после получения этих писем, она потрясенно покачивала головой, читая их. Об этих письмах писали много всякой чепухи и откровенной лжи. Потом газеты, ссылаясь на свои источники, заявляли, что это были самые возмутительные письма, какие Диана когда-либо получала: грубые, лаконичные, написанные на листах формата А5. Нельзя было проглотить подобную бестактность. Письма выносили на свет божий некоторые неприятные истины, но никогда не были ядовиты. Наоборот, со временем в них стали чувствоваться понимание и симпатия. Они не были лаконичными и грубыми. Напротив — длинными и немного сумбурными. И на листах А4.