Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
- Название:Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Терра
- Год:1993
- Город:Москва
- ISBN:5-85255-383-2, 5-85255-382-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков краткое содержание
Автор этой книги Андрей Болотов — русский писатель и ученый-энциклопедист, один из основателей русской агрономической науки.
Автобиографические записки его содержат материалы о русской армии, быте дворян и помещичьем хозяйстве. Он был очевидцем дворцового переворота 1792 года, когда к власти пришла Екатерина II. Автор подробно рассказывает о крестьянской войне 1773–1775 годов, описывает казнь Е. И. Пугачева. Книга содержит значительный исторический материал.
1738–1759 гг.
А. Т. Болотов
Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков
Болотов А. Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова: Описанные самим им для своих потомков: В 3 т. Т. 1: 1738–1759 / Вс. ст. С. Ронского; Примеч. П. Жаткина, И. Кравцова. — М.: ТЕРРА, 1993.
Часть выпущенных глав добавлена по:
Издание: А. Т. Болотов в Кенигсберге (Из записок А. Т. Болотова, написанных самим им для своих потомков). Калининград, Кн. Из-во, 1990.
Остальные главы добавлены по первому изданию «Записок» (Приложения к "Русской старине", 1870).
Жизнь и приключения Андрея Болотова. Описанные самим им для своих потомков - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Боже мой! какое сделалось тогда во всей нашей армии и обозах смятение! Какой поднялся вопль, какой шум и какая началась скачка и какая беспорядица! Инде слышен был крик: "сюда! сюда! артиллерию!"; в другом месте кричали: "Конницу, конницу скорее сюда посылайте!" Инде кричали: "обозы прочь! прочь! назад! назад! назад!" Одним словом, весь воздух наполнился воплем вестников и повелителей, а того более — фурманов и правящих повозками. Сии только и знали, что кричали: "ну! ну! ну!" и погоняли лошадей, везущих всякие тягости. Словом, было и прежде уже хорошее замешательство, а при такой нечаянной тревоге сделалось оно совсем неописанным. Весь народ смутился и не знал, что делать и предпринимать. Самые командиры и предводители наши потеряли весь порядок рассуждения и совались повсюду без памяти, не зная, что делать и предпринимать. Случай таковой для самих их был еще первый, и к тому ж, по несчастию, такой нечаянный и смутный, а они все были люди еще необыкновенные. Никогда не видывал я их в таком беспорядке, как в то время. Иной скакал без памяти, и с помертвелым лицом кричал и приказывал сам не зная что; другой отгонял сам обозы, ругал и бил извозчиков; третий, схватя пушку, скакал с нею сам, сколько у лошади силы было. Иной, подхватя который-нибудь полк, продирался с ним сквозь обоз, перелазывая чрез телеги и фургоны, ведя его, куда сам не ведая. Одним словом, все находилось в превеличайшем замешательстве и беспорядке, да и можно ли инако было быть, когда не знали, не то армию строить в порядок, не то от наступающего уже неприятеля обороняться: толь близко был уже он подле нас.
При таких обстоятельствах, можно ли было ожидать, чтоб наша армия могла быть в порядочный ордер баталии построена, и учинить порядочный отпор неприятелю. Все почти полки, или большая часть оных находилась за лесом и за обозом, и все не могли никоим образом сквозь оный продраться, а сквозь лес пройтить за густотою оного не было также способа. Таким образом принуждены они были стоять поджав руки и дожидаться, покуда прочистят для них дорогу. Но сего учинить за тогдашним замешательством и за теснотою места не было возможности. Одна только вторая дивизия, бывшая под командою добродетельного генерал-аншефа Лопухина, по случаю, что она лагерем стояла в самой прогалине и ближе всех к полю, могла некоторым образом иметь движение, но и ее полкам прямо иттить никак было не можно, а они принуждены были иттить по рядам, и сим образом выходя из прогалины вправо, тянуться подле самого леса, ибо далее в пространное поле подаваться за близостию неприятеля было уже не можно.
Строются ли когда-нибудь так армии в ордер баталии? Но нужда чего не делает! Мы рады б были, хотя бы сим образом удалось нам из-за леса и обозов выдраться. Однако мы и сего последнего способа скоро лишились.
Теперь скажу вам, любезный приятель, куда собственно я в сем замешательстве попался, и что со мною происходило. Наш полк, как я вам прежде сказывал, находился в авангардном или передовом корпусе, с некоторыми другими таковыми ж малолюдными, как и наш, полками. Как мы стояли почти на самом переду и назначены были для прикрытия во время похода обозов, то и тронуты мы были прежде всех прочих полков с места, и находились тогда около самой той ручьевины, окружены будучи со всех сторон множеством обозов, как началась с нашей и с неприятельской стороны вышеупомянутая стрельба из пушек, и некоторые из неприятельских ядер по обозам шуркать, свистеть, и все, что ни попадало навстречу, ломать и коверкать начали. Явление сие было для нас еще новое и до того невиданное. Мы остановились сие услышавши и ожидали повеления, куда нам иттить велят: вперед ли по тракту, или вправо к тому месту, где уже стрельба производилась. Немного погодя прискакал к нам, не помню, какой-то генерал и, подхватя, повел чрез ручей вперед сквозь все обозы, заставливая продираться всячески сквозь оные, и где нельзя, то перелезать чрез фуры и повозки.
Теперь остановлюсь я на минуту и скажу, что как при сем шествии нам вперед ничего было не видно за обозами, и мы за верное полагали, что выдравшись из оных наткнемся им прямо на стоящего уже в готовности неприятеля и тотчас с ним вступили в кровопролитное сражение, то минуты, в которые мы помянутым образом шли и сквозь обозы продирались, были для нас самые критические. Достоверность о близости неприятеля, звук стрельбы пушечной, слышимой в самой уже близи, и ядра неприятельские, летающие уже по обозам, не давали вам сомневаться в том, что чрез несколько минут начнем и мы уже стрелять и сражаться с неприятелем, а небывальщина в таких случаях и мысль, что коса смертная распростерта была уже над всяким и готова была к поражению многих, и что тогдашние минуты были для многих последние уже в жизни, — приводила всю душу в такую расстройку и все мысли в такое смятение и замешательство, что тогдашнее душевное состояние не можно никак изобразить словами, ибо в минуту сию действовали в ней не одни, а многие сим и пристрастия вдруг, и истинно сказать не можно, боязнь ли, сродная всем человекам, более всели душевными силами тогда обладала или досада и негодование на видимый тогда повсюду беспорядок и замешательство и производимое самым тем рвение и желание иттить скорее и отбивать неприятеля, — совсем тем нельзя не призваться, что сердце у всякого было тогда не на своем месте, но трепетало нарочито чувствительно с перемежающимся то и дело замиранием. Однако и то в засвидетельствование истины сказать надобно, что все сие первое и прямо словами неудобоизобразимое ужасение чувствовали мы только с самого начала и до тех только пор, покуда не вышли на поле и не увидели неприятеля. А там я не знаю, от того ли, что человек находится уже власно как в отчаянии и окаменелости, или от того, что он находится не один, а со множеством других, не чувствует он и далеко такого страха и боязни, какой чувствовать бы по природе и по существенной опасности и важности случая надлежало, но бывает уже гораздо бодрее и спокойнее духом.
Но я удалился уже от порядка моего повествования; теперь, возвращаясь к оному, скажу, что, продравшись сквозь обозы и вышедши на свободу, увидели мы прочие полки нашего авангардного корпуса, строющиеся в правой у нас руке в одну линию. Нам велели примкнуть к оным, а к нам стали примыкать и остальные полки нашего корпуса. Таким образом, попались мы совсем в другое уже место, нежели где накануне сего дня нам стоять случилось. И по счастию так трафилось, что место сие было наипрекраснейшее, а что всего еще лучше, самое безопаснейшее; на самом том месте, где полку вашему стать довелось, случился небольшой холм или пригорок, с которого все пространство Эгередорфского поля было видимо. Не успели мы на оный взойтить и осмотреться, как вся прусская армия нам как на ладони представилась. Мы увидели, что находилась она почти на самом том месте, где накануне того дня мы построены были, и первая ее линия стояла прямо в том месте, где стояла наша первая линия, а вторая против деревни Клейн-Эгерсдорфа, и обе ее линии были к толу месту концами, где мы стояли, так что нам вдоль обеих оных можно было видеть. К вящему удовольствию видно нам было и все то место, где строилась и наша армия, ибо нам случилось со всем своим корпусом стоять на левом крыле своей, или лучше сказать, во фланге обеих армий. Сами же мы были от нападения прикрыты небольшим болотом, поросшим, хотя низким, но чрезвычайно густым кустарником, простирающимся от деревии Клейн-Эгерсдорф на некоторое расстояние влево. Чрез сей кустарник с пригорка своего видеть нам все было ложно, а неприятелю к нам сквозь кустарник пройтить не было возможности. Таким образом, стояли мы с покоем и готовились только быть зрителями всему театру начинающегося тогда кровопролитного сражения.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: