Владимир Гельфанд - Дневники 1941-1946 годов

Действительно, он был привезен, и на машине выехал для переговоров во фронт.

07.05.1945

Берлин 23.30.

Сегодня был парад частей дивизии. Начальник заставил и меня явиться. Майор Яровой дал свою фуражку, и я стал представительным человеком. Только брюки были очень запачканы, и это портило все впечатление.

Я неряха ужасный, во всех отношениях. В голове у меня беспорядок, с бумагами то же самое, да и вещи мои пребывают в неизменном хаотичном состоянии. Впрочем, не стану больше говорить о себе: ну, испачкал свою форму, ну, не могу ухаживать за собой, ну, словом, грязнуля. Но на парад все же явился.

Наша группа штабных офицеров была в самой голове дивизионной колонны, представляя собой смесь и сплетение разнообразных офицерских званий, специальностей и должностей: тут и майоры, и лейтенанты, и капитаны, тут и связисты, и химики, и автоматчики, и журналисты, и начфин, и прокурор, и прочее, прочее.

Ходить не умеем как следует.

1 мая в 3 часа в район 3 сб 1050 сп пришли германские парламентарии 5 человек, из них полковник, переводчик и другие (с белым флагом), по вопросу о полной капитуляции Германии.

После коротких переговоров они привели двух генералов, в числе которых был начальник генерального штаба генерал-полковник, который сообщил, что 30 апреля в 15.55 Гитлер покончил жизнь ***

08.05.1945

Оркестр под руководством капельмейстера старшего лейтенанта Гричина гремел на всю площадь свои марши. Было приятно и весело слушать, тем более, что сами исполнители представляли собой весьма забавную компанию.

Маленький коротконогий, но удивительно подвижный старший лейтенант, высокий старшина-трубач. Комичный сержант-барабанщик, неказистый красноармеец с перевязанным глазом и горном в зубах, и другие. Правда, играли они хорошо, - видна была творческая работа руководителя, который стоял лицом к музыкантам с тоненькой палочкой, взмахами оной, вызывая музыку, которая, казалось, лилась из рук этого маленького человечка.

Вдруг оркестр смолк. По рядам пронеслось настораживающее "равняйсь!", затем "смирно!", и под разбег бурного клокочущего марша на площадь вылетел на коне комдив Герой Советского Союза полковник Антонов. Из-за туч на мгновение вылезло огненное светило, и отразившись в множестве орденов и медалей на груди его, слепнуло нам в глаза. Смотрите, вот он каков, ваш командир! - и опять ушло, спряталось в мокрые тучи.

Когда Антонов проезжал ряды, приветствуя свои полки: "Здравствуйте герои-сталинцы!" - гремела площадь в ответ, гремел воздух и сотрясался "Здравия желаем товарищ полковник!" Нервная лошадь вставала на дыбы, не понимая всего величия своего хозяина, и обиженно вздрагивала всем телом - ей не нравилась эта церемония. И когда отгремели последние приветствия, когда прокатилось по рядам, убежав в пространство, мощное трехкратное "Ура!", полковник слез с лошади и, обнажив саблю, приложил ее к плечу, затем, размахивая локтями и удерживая саблю - направился в голову колонны.

Я шел в третьем ряду за полковником. Мне была приятна, пусть такая, но близость к этому человеку.

Вдруг все замерло: к столику, укрытому красной материей, подошли люди в особой воинской мантии с красными лампасами. К площади подъехало несколько легковых автомашин.

- Смирно! - скомандовал Антонов, спешившись и обнажив саблю в приветствии гостей-генералов. Высокий статный генерал-майор Герой Советского Союза в сопровождении двух полковников и низенького, толстенького комдива 248 сд генерал-майора обошел ряды, приветствуя каждый полк и подразделение в отдельности.

Подошли к нам: "Офицеры без орденов, что нет, разве?". Антонов стал оправдываться, а мне так и хотелось выступить и сказать во всеуслышанье: "Да, товарищ генерал, нет орденов, гордиться нечем, одна лишь боль и досада вынесены мною из стольких кровопролитных, рискованных сражений". Но я сдержался, ибо понимал, что ничего не добьюсь этим, лишь скомпрометирую комдива, вызову его гнев, а он, если захочет, очернит меня, обрисует и негодяем, и преступником, и чем только сумеет - ведь надобно же будет ему защитить себя.

Генерал и его сопровождение направились к столу, что служил у нас вместо трибуны. Меня заинтересовал маленький генерал-майор. Кто он? Я его еще ни разу не видел. Вероятно он политик или медик. Не строевик, ибо руку держит к головному убору, едва подняв на уровень лица.

Начался парад. Впереди колонны шел полковник Антонов, и поражал всех своей воинской выправкой. Каждый шаг, каждое движение его было, казалось, глубоко обдумано, производя на всех глубокое впечатление. Я еще не видел в жизни своей такого безукоризненного строевика. Дойдя до трибуны он остановился, отошел в сторону и обернувшись лицом к продолжавшей движение колонне, пропустил ее всю через свои пронзительные черные, пиявками впивающиеся в человеческие души, глаза.

Я был в числе первых, вслед за комдивом прошедших трибуну. И еще решил рассмотреть, тревожившего мой ум какой-то мучительно-настойчивой мыслью, забытого маленького генерала, и ... о боже! Глаза мои встретились с его глазами. Он прищурился и зажмурил их. Это был Галай - тот самый, у которого юная красавица ППЖ Галина отобрала всю любовь и ревность, тот самый, у которого я хотел похитить любовь, и который в отместку за это обрушил на меня весь свой грубый мужичий гнев и угрозы. Это был он, и, по-видимому, наша встреча казалась ему неприятной. Я постарался отвлечься от этих мыслей.

Черные, запорошенные пылью и грязью, опаленные порохом и окуренные дымом люди в грязном потертом обмундировании входили в полыхающий Берлин. Всюду была масса обмундирования гражданского и военного. Люди брали его с собой, но предпочли не одевать, а остаться в своем, советском, пусть старом, видавшем виды красноармейском костюме.

За время нахождения здесь пришло дополнительное число солдатских костюмов. Людей приодели, перемыли в бане, и они приобрели вновь свежий праздничный вид. Изменились до неузнаваемости вчерашние фронтовики, и ныне вполне способны вызвать изумление у немцев своей выправкой, опрятностью, бодростью и жизнерадостностью. И если немецкие солдаты гордились ***

10.05.1945

Вчера утром произошло незабываемое событие. Немцы согласились на полную безоговорочную капитуляцию. Скупо, но торжественно сообщали об этом газеты.

15.05.1945

Несколько дней назад я встретил возле столовой двух красивеньких немок-девушек. Разговорились. Они меня сравнивали с итальянцем и говорили, что у меня очень черный волос, делали комплименты, о чем я не преминул им заметить. Слово "комплимент" вызвало почему-то у них восторг, и обе, всплескивая руками, выразили мимикой свое настроение.

Подошла оказавшаяся поблизости мать одной из девушек и стала показывать ее фотографии, предупредив, чтобы мы их ей вернули (со мной было еще два человека: один - переводчик при политотделе, другого не знаю).