Василий Ершов - Лётные дневники. Часть 4

Да ты хоть в окно выглянь!

Вот так, десятилетиями, выдавали черное за белое всему народу, блаженствуя в пьянстве, а фронт подходил. Гнилой, пакостный московский фронт. Но – не зафиксировано.

А над Хантами стоял фронт в открытую. Мы, идя на Москву, обходили его на 100 км южнее, а уж назад и вовсе нас направили через Тобольск: великий Бродвей, Транссибирская трасса, закрылась. Но и на 200 км к югу мы все еще болтались в отрогах могучих наковален, черный горизонт полыхал и переливался багрово-фиолетовыми и зеленовато-белыми зарницами. Не говоря уже о том, что и между Горьким и Кировым, и над Серовым, и ближе к Колпашеву, и дома на подходе, – кругом грозы.

И снова болтался под ногами залезший на высоковатый для него эшелон 11100 «туполенок», летевший к нам в Красноярск, и мы кое-как, с помощью уже нашего диспетчера, сумели отстать от него. Посадка мне удалась.

Дремал в автобусе, сберег свежий сон до кровати и, проспав три часа, с трудом встал, переборол дрему, ибо через пару часов снова ложиться спать перед ночной Алма-Атой.

Правда, нас никто не спрашивает, мешает ли спать мощный дизельный компрессор, добросовестно продувающий нам под окном трубы отопления. Есть, правда, вариант: взять машину и уехать на дачу, там тишина; поспать – и оттуда на вылет. Но льет ливень, дорога грунтовая, боюсь застрять, лучше уж попытаться уснуть под равномерный грохот дизеля, утешая себя мыслью, что в отличие от тех трех с половиной тысяч летчиков, которые, по словам нашего министра в интервью «Известиям», нуждаются в жилье, у меня все же приличная квартира с отдельной спальней. А компрессор – какие мелочи. Летчику надо спать – он спит.

Волков там еще рассказывал сказки о том, что летчики – тоже люди, что (смех в зале) командир корабля, за спиной которого… и т.д. и т.п. – не должен стоять в общей очереди на жилье, что вот у них там, в военной авиации, все не так…

Да, у них там летчик, налетывающий сто часов в год, имеет право, обязан, раз в год отдыхать по путевке. Ну, а у нас, как лето, так по нашим путевкам, на наших местах, в Сочи и Ялте, отдыхают наши паразиты: управление, профком, контора, врачи, функционеры. А летчикам – Теберда, Домбай в декабре. Из года в год: везешь полный кузов пассажиров в Сочи, и неизменно в салоне мелькают знакомые до боли лица тех, кто с ложкой.

Да… А Ковалеву, видите ли, расхотелось выполнять работу штурмана, несмотря на все 100 процентов полетов в сокращенном составе экипажа и приличную за это доплату: 15 процентов от оклада – аж целых 22 рубля 50 копеек! В месяц! Заелся человек.

Или дошло? Ну, он сам лез, сам напрашивался: семья большая, а квартира однокомнатная. Может, учтут при распределении жилья, что Ковалев жертвовал ради производства. А может, и не учтут. Да и не видать вообще пока того мифического жилья.

Саша Ш. тоже летает без штурмана, отрабатывает за два искореженных им в Уфе кукурузника. Куда денешься.

Ну, а мне что – тоже грудью на амбразуру? Отработать за разбитое АНО?

Я ворчу. В Москве снова отказал планшет, и штурман, чертыхаясь, набивал на клавишах пульта данные, корректировал по РСБН, а мы с Лешей попеременно поглядывали в локатор, визуально наблюдали за встречными-поперечными, вели связь и с максимальной вертикальной меняли эшелоны. Когда и кому работать с тем НВУ, когда и кому успевать определять отказы, перестраивать АРК, – да что говорить. Но глаз, успевший за четыре часа полета привыкнуть и доверять картинке, недоуменно раз за разом спотыкался на нелогично торчащей на планшете схемой домодедовского круга, которая раздражала своей неуместностью.

В кабинетах же планшеты всегда работают, экономисты и бухгалтеры очень точно определяют наши трудозатраты и бросают кость: 22 р.50 коп.

Иногда смотришь на заботы муравья, как он, бедняга, упирается, влача на горбу в общагу какую-нибудь жучиную ногу, как решает свои задачи, бросает, возвращается, мечется и суетится. А у тебя по сравнению с ним – мирового масштаба заботы.

Так и я со своими микроскопическим проблемами, интересами… а в мире СПИД косит тысячи.

Господи, мне-то что до СПИДа. Грубо говоря, за все надо платить – так платите. Пусть себе вымирают. Негуманно? А может, в этом и есть великая правда и великий гуманизм: половина грешных людей, слабых, идущих на поводу у своих низменных страстей, живущих по принципу «хочу – имею», вымрет за грехи свои, а другая-то задумается.

Половина Африки вымрет – ну, в конце концов, СПИД передается извращенным половым путем – что они все там, гомосексуалисты? Получите свое.

Как хорошо СПИД все поставил на место: а не греши, не изменяй семье, не извращай естество, не употребляй наркотики, не торгуй телом.

Как, и правда, какой апокалипсис.

А я тут со своими мелкими заботами… но это – моя летная жизнь, а не гомосексуальные страсти. Мне нет нужды в подобных развлечениях, пусть и покажусь кому однобоким.

Новые имена: Анатолий Зверев, Вадим Сидур, Константин Васильев… затравленные и непризнанные социализмом. При развитом социализме задавлены, загублены, затравлены, удушены таланты. Застой, болото губит все свежее, нестандартное. Слава богу, воскресили память.

Но как мне возражать апологетам проклятого Запада, если они бросят мне еще и этот упрек? Не социализм виноват, а его водовороты? Щепки летят?

Повторяю: общество наше очень тяжело болеет, и давно. И очень долго и трудно – неизмеримо труднее, чем мы предполагаем, – придется его лечить. Тем более что половина народа не только не хочет лечиться, а и всячески препятствует этому.

7.08.Вчера вернулся из Алма-Аты и, поспав три часа, ходил потом весь день в мыле, как после болезни. За две ночи подряд заработал сто рублей. Думаю, предложи кому не поспать две ночи, а спать днем и получить за это сто рублей, – любой бы согласился. Это ж так просто.

В Москве готовились к обратному вылету; уже досаживали пассажиров, грузили багаж, только цех питания увез мыть 180 розеток и никак не возвращал, мы долбили его по радио.

Наконец, двери-люки закрыты, трап отошел. Бригадир доложила о загрузке, о готовности бригады к полету. Запустились, стали читать карту, до взлета по расписанию осталось пять минут… стук в дверь. Влетает третий номер: «Командир! Розетки не довезли!»

Три ритуальных слова. Командир, принимай решение. Двигатели молотят, 53 кг в минуту. Время идет, пахнет задержкой. Как кормить пассажиров без розеток? Велика ли потеря, ведь девчонка материально отвечает. Ну, это дело проводниц. Может, можно быстренько довезти, выбросить стремянку и забрать контейнер, не выключаясь? Запросили по радио. Молчание. Еще раз. Время идет. Задержать вылет, выключаться? На кого задержка? Мы вовремя сообщили, но нас спросят: раз не довезли вам, почему вы запустились? Ясно, виноват экипаж, не разобрался с проводниками. Но, может, довезут, успеют еще? Снова долбим по радио перрон. Перрон отвечает: вам только что подвозили, но вы уже запускались, машина вернулась. Ну, так везите снова. Нет, машина уже ушла обслуживать другой борт. Время идет, уже четыре минуты потеряно. Да черт с ней, с проводницей, надо лететь так.