Василий Гладков - Десант на Эльтиген

- А какое самочувствие у девушек летчиц, как думаешь? - ответил ему я. Наверное не из приятных.

Иван уже приготовил для нас чай. У него была забинтована нога.

- Что с тобой?

- Немного царапнуло, - смущенно улыбаясь, ответил он.

- Где?

- У колодца. Немцы по нему шибко стреляют. Ночью там много людей собирается, все идут за водой... Ранит многих. Тут же я позвонил майору Кращенко и спросил:

- Вы когда-нибуда были около колодца?

- Да, был, - ответил; начальник продотдела.

- Ну, как там?

- Воды много. Хватает всем.

- А огня там тоже всем хватает, майор?

- Тай ведь ничего нельзя предпринять, товарищ полковник!

- Идете к Модину, составьте вместе план обеспечение безопасности колодца и утром доложите.

Сели ужинать и под впечатлением партактива разговорились с Копыловым о наших людях. Собранием мы были удовлетворены. Много выяснилось важных вопросов, легче и вернее будет работать дальше.

Было принято решение: всём участникам актива идти в траншеи, во взводы и разъяснить бойцам создавшуюся на плацдарме обстановку; В частях провести партийные: собрания. Условились воспользоваться этими собранием чтобы глубже изучить людей. Разговор зашел об одном из офицеров.

- Я давно присматриваюсь к нему, - сказал Копылов. - Странная вещь человеческий характер. На первый взгляд, куда какой боевой офицер. Когда с ним беседуешь, то создается впечатление, что это волевой, энергичный человек, а в действительности он то и дело теряет способность владеть собой.

- Очевидно, мы самоуверенность приняли за волю, - ответил я. - Изучение характеров - это сложный процесс. Бывает, что ошибешься. Знаешь, до войны мне пришлось некоторое время работать в военно-учебном заведении. Столкнулся с этой проблемой. Бывает, характер столь ясный и цельный, что сразу поверишь в такого человека. Ну, скажем, как Ковешников, Мирошник, Колбасов, Григорян, Тулинов... А встречается и характер неровный. В нем и мужество есть и вдруг обнаруживается нерешительность. И не поймешь, что на него влияет. Таких приходится все время в вожжах держать.

- А какого мнения о Шашкине?

- По-моему, настоящий комсомольский вожак, хороший, скромный политработник. Мне в нем нравится; что он постоянно ходит по частям, все время с людьми, у него струнка массовика сильная. За это его уважают. Третьего ноября он был в школе, мужественно воевал. Ты знаешь, он дружен с Кучмезовым?

- Знаю - улыбнулся Копылов. - Шашкин мне о Кучмезове много рассказывал? Он, кажется, немного влюблен в него.

- Хорошая дружба!

Кучмезов - один из лучших наших политработников. Темперамент горца, характер большевика. Во время отражений атак всегда на самом опасном направлений. Сам ложился за пулемет. Бросал гранаты. Своим примером воодушевлял людей. Наш Шашкин у него многому может поучиться.

Люди раскрываются в бою. Взять того же Мирошника. В повседневной жизни это мягкий, застенчивый человек; но в бою он перевоплощается. У него как будто незаметно накапливается энергия и в нужный момент проявляется с огромной силой. Или майор Григорян, помощник начальника оперативного отделения штаба дивизии. Вежливый, чрезвычайно скромный и трудолюбивый, производит впечатление тихого, нерешительного. Но в жизни, то есть в бою, - исключительно храбр и находчив. Я ему доверял самые ответственные поручения и всегда был уверен, что он их выполнит.

Мы с Копыловым были хорошего мнения о заместителях по, политической части командиров 37-го и 39-го полков, Мовшовиче и Афанасьеве. Их любили бойцы,

- Ты знаешь, за Афанасьева мне один раз попало, - указал я Копылову.

- От кого?

- От Брежнева. Это было еще в период подготовки к десанту. Леонид Ильич приехал - и сразу в полки. Потом приходит и говорит: "Товарищ Гладков, а у вас крепко поругал замполита Афанасьева". Я спрашиваю, как же так, это же опытный и боевой политработник и прекрасный человек! Брежнев говорит: "Согласен с вами и даже могу добавить, что на войне он с сорок первого года, сам - уральский рабочий. Но он плохо знает людей вверенного полка. Спрашиваю, сколько в стрелковых взводах комсомольцев, а он не, знает, хотя идет подготовка к серьезной операции..." Теперь майора на этом не поймаешь, у него такой характер, что урок он запоминает на всю жизнь.

Но и для нас в этом примере был урок. Мы обнаружили с Копыловым, что плохо знаем политработника 31-го полка и почти не знаем командный состав гвардейского полка, прибывшего на плацдарм в ночь на 3 ноября. А там как раз были особенно, сильны тревожные настроения. Воодушевление, вызванное форсированием и захватом плацдарма, не затронуло эту часть. Вступив на "Огненную землю" позже других, она особенно тяжело переживала томительное бездействие в условиях блокады. Отразилось это и в выступлениях коммунистов на партактиве. Решили усилить внимание к этому полку.

Наша партийная организация пополнялась. За полмесяца было принято 120 новых членов партии.

На третью ночь после собрания актива я побывал в учебной роте. Она находилась в резерве дивизии и занимала позицию в ста метрах впереди КП. Проходя по траншее, услышал в блиндаже разговор двух солдат и, каюсь, остановился.

- ...Ты вчера слушал беседу комроты?

- Нет, я был на часах. О чем он говорил?

- У соседей за Керчью заело. Не могли фронт прорвать. Теперь мы кругом в блокаде. Есть приказ зарываться в землю.

- Петра, та как считаешь, перебьют нас здесь немцы?

- Может, бомбами и артиллерией перебьют, а живой силой они нам ничего не сделают... Потому и дан Гладковым приказ рыть траншеи.

- Ты его хорошо знаешь?

- Не так чтобы хорошо, но слышал, что он семь месяцев на Малой земле был...

Больше я не мог выдержать и, стараясь погромче двигаться, вошел в блиндаж.

- Почему не спите, ребята?

- Пока что не хочется, товарищ комдив! Я их узнал обоих. Это были Вьюнов и Кузьмин. Оба проявили большое мужество при отражений вражеских атак на южной окраине Эльтигена.

Потолковали о трудной жизни на "Огненной земле". Спросил я их, состоят ли в рядах партии. Вьюнов ответил, что нет, хотел бы, да не знает, примут ли, "потому что надо знать устав партии, а я его не читал".

- Конечно примут, ведь вы оба уже давно большевики, только что еще не оформлены. Советую, подавайте заявление...

Выяснев, когда будет партсобрание, я пошел на него. Членов партии в роте тогда было шестеро: командир роты, замполит, один командир взвода, сержант и двое рядовых. Собрание открыл командир взвода Лукьянченко, Первым вопросом стоял прием в партию (в условиях десанта нашим ротным парторганизациям приходилось выполнять некоторые функции первичных).

Биографии принимаемых были короткие. Кузьмину - двадцать лет. Выонову двадцать один. Оба колхозники - первый из Ставропольского края, второй с Кубани. В характеристике, данной командиром, было сказано, что товарищи являются участниками героического десанта в Крым, проявили мужество и умение. Вполне достаточная характеристика, чтобы подтвердить преданность партии.