Владимир Федюк - Керенский

Другие министры, прежде всего министры-кадеты, почувствовали себя обиженными. Утром 11 августа к Керенскому явился Ф. Ф. Кокошкин и потребовал немедленного созыва правительства для ознакомления с запиской Корнилова. В противном случае он угрожал, что четверо министров-кадетов подадут в отставку. Вечером кабинет собрался на заседание. Керенский огласил перед министрами первый вариант записки Корнилова и дал по этому поводу краткие объяснения. По поводу главной меры — введения смертной казни в тылу, Керенский сказал, что он не возражает по существу, однако не считает нужным немедленной реализации этого положения. Он пообещал, что вернется к этому вопросу, но попросил не спешить, поскольку на следующий день в Москве должно было состояться Государственное совещание, на которое Керенский возлагал большие надежды.

Свою роль демарш министров-кадетов все же сыграл. У Керенского был навязчивый пункт — коалиционная власть. Несмотря на активное давление слева, он не решался пойти на разрыв с единственной крупной несоциалистической партией. Да и отбросить Савинкова в ряды своих врагов Керенский попросту боялся. В ночь на 12 августа премьер выехал в Москву. Уже после его отъезда Савинкову передали просьбу Керенского взять обратно прошение об отставке. Однако условием этого было выдвинуто увольнение Филоненко. Савинков категорически отказался, и вопрос был отложен до возвращения Керенского в Петроград.

В тот же день, 11 августа, Зинаида Гиппиус записала в своем дневнике: "Вот ведь зловредный корень всего: Керенский не верит Савинкову, Савинков не верит Керенскому, Керенский не верит Корнилову, но и Корнилов ему не верит". [298] Там же. С. 148. Это было замечено точно. Второй визит в Петроград окончательно убедил Корнилова в том, что время разговоров прошло. Вернувшись, он с возмущением рассказывал Лукомскому о том, что поездка его была напрасна. По его словам, Керенский водит его за нос, не желая выполнять свои обещания.

Как видите — только затягивают время. По-видимому, господину Керенскому не хочется, чтобы я ехал на Московское государственное совещание, но я поеду и добьюсь, чтобы мои требования были наконец приняты.

Лукомскому не пришлось напоминать о разговоре, состоявшемся перед поездкой главковерха в Петроград, Корнилов сам вернулся к этой теме. Он сообщил, что по донесениям контрразведки в конце августа в столице ожидается новая попытка большевиков захватить власть.

Вы правы, конный корпус я передвигаю главным образом для того, чтобы к концу августа его подтянуть к Петрограду, и если выступление большевиков состоится, то расправлюсь с предателями родины, как следует.

Корнилов оговорился, что он не собирается выступать против Временного правительства и надеется в последнюю минуту договориться с Керенским. Но если это не удастся, он готов действовать самостоятельно.

Я лично ничего не ищу и не хочу. Я хочу только спасти Россию и буду беспрекословно подчиняться Временному правительству, очищенному и укрепившемуся.

Корнилов еще не решался порвать с правительством. Отсюда и оправдание предполагаемой акции готовящимся выступлением большевиков. В этой ситуации главковерх представал бы не мятежником, но защитником правительства. В этом же контексте следует понимать и расчеты Корнилова на то, что он все-таки добьется понимания и взаимодействия с Керенским. Как Корнилов тяготил Керенского, так и Керенский раздражал Корнилова. Но и премьер, и главковерх оттягивали разрыв. Ни тот ни другой не были уверены в том, что в случае конфликта найдут поддержку, способную обеспечить победу. Надежда на выход из кризиса сохранялась, хотя с каждым днем становилась все более призрачной.

Идея организации совещания с участием не только социалистической, но и буржуазной (цензовой) общественности была выдвинута, как мы помним, Временным комитетом Думы во время переговоров о формировании нового правительства. Тогда Керенский с готовностью поддержал эту инициативу, рассчитывая найти у правых противовес деятелям из Совета. За прошедшие с того времени три недели ситуация изменилась. Правительство чувствовало себя значительно увереннее, но от ранее данного обещания решило не отказываться.

На заседании от 31 июля министры постановили "ввиду исключительности переживаемых событий и в целях единения государственной власти со всеми организованными силами страны" созвать в Москве совещание, на котором были бы представлены все главнейшие политические и общественные организации. Состав будущего совещания должен был стать предельно пестрым. На него были приглашены члены Государственной думы всех четырех созывов, представители земств и городских дум, научных организаций, кооперативов и профсоюзов. Своих делегатов на совещание должны были послать торгово-промышленные объединения, действующие армия и флот, ВЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов и Исполком Совета крестьянских депутатов. Всего на совещании должно было присутствовать около двух с половиной тысяч человек.

Предполагалось, что Московское совещание не будет принимать каких-либо резолюций, а лишь выслушает мнения различных слоев общественности. Никакими властными полномочиями оно не обладало, и в этом смысле эффективность его была минимальной. Всё должно было вылиться в дорогостоящую и шумную церемонию. Не случайно совещание немедленно окрестили "коронацией" Керенского, памятуя, что и проходило оно в древней столице, где традиционно короновались русские цари.

Открытие совещания состоялось 12 августа в здании Большого театра. Неприятным сюрпризом для устроителей в этот день стала массовая забастовка рабочих крупнейших предприятий Москвы и транспортных служащих. С утра в городе не ходили трамваи, с улиц пропали извозчики, и делегатам, прибывшим по железной дороге, пришлось добираться до центра пешком. Здание театра было оцеплено тройным кольцом юнкеров. Это тоже было сигналом для внимательного наблюдателя — власть не нашла другой охраны, на которую могла бы положиться.

Огромный театральный зал был забит до отказа. В царской ложе разместились иностранные дипломаты, бельэтаж и галерку занимала приглашенная публика. Даже на сцене за спиной президиума стояли ряды стульев, предназначенных для журналистов и почетных гостей. Делегаты совещания разместились в партере и первых двух ярусах лож. "Здесь были члены всех четырех Государственных дум: пушились усы и блестели из-под очков лисьи глазки Милюкова, сверкала лысина Пу-ришкевича, хмурились брови Гучкова, толстый, обрюзгший сидел старый барин — Родзянко. Были и представители Советов. Седенький маленький грузин Чхеидзе и рядом с ним высокая фигура Церетели". [299] Верховский А. И. На трудном перевале. С. 304. Неизвестно, было ли так задумано с самого начала, но места слева от центрального прохода (если смотреть с председательского кресла) заняли представители Советов, справа — члены Государственной думы и делегаты от торгово-промышленных объединений.