Святослав Рыбас - Сталин

Вспоминая этот эпизод, необходимо, справедливости ради, подчеркнуть, что Черчилль настолько дорожил секретом «Энигмы», что, получив информацию о предстоящей бомбардировке города Ковентри, предпочел, чтобы она состоялась, но даже намеком не обнаружил своей тайны. Исходя из этого, Лондон должен был вводить и в другие сообщения, в основе которых лежала работа «Энигмы», необходимую редактуру. Свои интересы были дороже!

Здесь уместно осветить еще одну страницу взаимоотношений нашего героя с руководством других государств. Мы имеем в виду игру с политической верхушкой Германии.

Перед приездом в Москву Гопкинса Сталин через Берию и Судоплатова, а те — через болгарского посла Стаменова, предпринял попытку дезинформировать Гитлера о якобы готовности Кремля к мирным переговорам по типу брестских. Предполагалось, что Стаменов доведет информацию до царя Бориса, а тот — до Берлина. Любая приостановка немецкого наступления имела большое значение, но Стаменов, уверенный в победе русских, ничего в Софию не передал, и зондаж остался нереализованным. [32] После смерти Сталина эта операция была трансформирована Хрущевым как реальное желание Сталина заключить мир на условиях Гитлера, что совершенно не соответствует реальности.

Но дело даже не в хитрости Сталина. Зондажем занимались все. Дело в его готовности использовать самый ничтожный шанс, идти на риск.

Двадцать пятого декабря эвакуированное в Куйбышев правительство вернулось в Москву, кризис миновал. Сталин провел кадровый маневр, показавший, что особая роль Маленкова и Берии уже сыграна и что только он, Сталин, единственный вождь в стране. Сталин инициировал возрождение бездействовавшего Бюро СНК СССР по текущим делам в составе: Вознесенский (председатель), Молотов, Микоян, Андреев, Первухин, Косыгин, Шверник. Он вернул Бюро контроль над наркоматами.

Не случайно в составе Бюро не было Маленкова и Берии. Вскоре состав ГКО был «разбавлен» Микояном и Вознесенским. Теперь стало ясно, что созданный Молотовым, Маленковым и Берией ГКО, сильно озадачивший Сталина, становится одной из прочих управленческих структур. Сталин словно поставил точку в том споре, когда у него, застигнутого товарищами на даче в полной растерянности, не хватило духу ввести в ГКО Вознесенского и Микояна. В дальнейшем, вплоть до 1953 года, он перетасовывал свое окружение, добиваясь одному ему известного баланса сил.

В наступившем 1942 году ему пришлось пойти на новые уступки военным, ибо все его предложения оказались непродуктивными. Так, идея общего наступления привела только к расходу по крохам собранных резервов; Керченская операция, которой руководили его выдвиженцы Кулик и Мехлис, закончилась провалом и сдачей Севастополя; наступление на харьковском направлении привело к окружению и гибели около 240 тысяч человек.

Вот как шел спор вокруг Харьковской операции.

Здесь, как и в Московском сражении, снова столкнулись Сталин и Жуков. Жуков предлагал ограничиться активной стратегической обороной, чтобы «измотать и обескровить врага в начале лета», а затем перейти в наступление, сейчас же наступать только в полосе Западного фронта. Шапошников был того же мнения.

На совещании в Ставке в конце марта 1942 года Жуков упорно отстаивал свою точку зрения. Но Сталин решил поддержать предложение командующего Юго-Западным направлением Тимошенко о Харьковской наступательной операции. Он дал указание считать операцию внутренним делом Юго-Западного направления и Генштабу в ее ход не вмешиваться.

Отключив Генштаб, он вольно или невольно повторил свой метод действия в начале Финской кампании, когда так же отстранил Шапошникова и поручил ее проведение командованию Ленинградского военного округа.

Жуков вспоминает, что за его упорством на мартовском совещании в Ставке сразу же последовало наказание. Не успел Жуков доехать до штаба своего фронта, как туда поступила директива Ставки, что Калининский фронт выводится из подчинения командованию Западного направления (то есть Жукова), а Западное направление ликвидируется. Таким образом, статус Жукова был понижен.

Чтобы поощрить руководство Юго-Западного направления (Тимошенко, Баграмяна, Хрущева), Сталин устроил своеобразный прием. Баграмян вспоминал, что там были, кроме него, Шапошников, Василевский, Тимошенко, Хрущев и группа генералов из управления Южного фронта. Жукова не пригласили. Накануне Сталин распорядился быстро сшить Баграмяну новый мундир взамен обтрепанного, и в этом жесте тоже было дружеское расположение.

Вел застолье сам Сталин. У него нашлись добрые слова и пожелания для всех, он расположил людей к откровенности и выспросил у них интересующую его информацию. В заключение он с улыбкой объявил, что сейчас огласит «один весьма актуальный документ». Он извлек из кармана кителя мелко исписанный листок. Это было знаменитое письмо запорожских казаков турецкому султану.

Как известно, казаки постоянно воевали с Турцией и стали героями целого эпоса и, в частности, картины Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану».

Об использовании Сталиным этой картины в советско-английских переговорах (после войны) вспоминал Молотов: «Узнали мы, что Бевин, английский министр иностранных дел, неравнодушен к картине Репина „Запорожцы пишут письмо турецкому султану“. Ну и мы перед одним из заседаний министров иностранных дел великих держав сделали ему сюрприз: привезли из Третьяковки эту картину и повесили перед входом в комнату заседаний. Бевин остановился и долго смотрел на картину. Потом сказал: „Удивительно! Ни одного порядочного человека!“» 453.

Могучие, полухмельные, веселые, лукавые и насмешливые репинские герои очень нравились Сталину. Показав их англичанину, он словно привел слова из «Письма»: «А какой ты, к бесу, рыцарь, если не можешь прибить голой задницей ежа!»

Накануне Харьковской операции он был настроен очень оптимистично.

Харьковское наступление началось успешно, но вскоре с его южного фланга, со стороны Краматорска последовал удар танковой группы Клейста. Василевский немедленно доложил Сталину об угрозе. Сталин связался с Тимошенко, тот убедил его в успешности начатой операции, и тогда Верховный, не любивший менять своих решений, приказал продолжать наступление. Впрочем, к вечеру следующего дня (18 мая) Сталин уже начал кое-что понимать. Он позвонил Тимошенко и предложил повернуть приблизившиеся к Харькову армии в сторону Краматорска.

К лету 1942 года было понятно, что Германия сохранила военную мощь и что предстоящая летняя кампания может стать решающей. В этой обстановке Москве надо было добиться от союзников ясности с открытием в Европе второго фронта. Вечером 19 мая с подмосковного аэродрома «Раменское» на бомбардировщике ТБ-7 вылетел в направлении на Англию Молотов. Предстояли встречи с Черчиллем, а потом полет в США на переговоры с Рузвельтом. Маршрут был долгий, 20 тысяч километров, с пересечением линии фронта. После десятичасового перелета самолет благополучно приземлился в Англии. Начались трудные переговоры, которыми издали руководил Сталин, с ним Молотов сносился по всем важным вопросам. Эти вопросы таковы: подписание договора о совместной борьбе с Германией (обязательное условие — признание Лондоном довоенных границ СССР), Второй фронт и военные поставки.