Александр Довгаленко - Исповедь военнослужащего срочной службы

Как-то раз, когда наш полк очередной раз заступил в караул, а было это в начале весны, я в состав караульной команды не попал. В ночь в субботы на воскресение меня грубо растолкали и минут через пять я сообразил, чего от меня требовалось — ползти в оружейку и получить оружие и боеприпасы. Судя по нешуточному переполоху, случилось что-то серьезное. По дороге, в кузове «Урала» нам объяснили, что случилось нападение на пост и нас подняли на усиление постов. Приехав на место, я узнал, что случилось. Молодой зольдатик, стоящий на складе ОПС, открыл ураганный огонь из своего АКМ по якобы выскочившей невесть откуда группе людей. Разумеется, он ни в кого не попал, да я, честно говоря, сильно сомневаюсь, что вышеуказанные люди там вообще были. Не нашли ни трупов, ни раненных, ни свежих следов. Что же касается здоровенных дыр в заборе и проволочном ограждении — они там были всегда. Скорее всего, «духу» с перепугу померещилось что-то. И я как раз попал на усиление именно на этот пост. Я стоял в паре с Серегой Ильиным — хитрым хулиганом из Джамбула, который, по его собственным словам, не прочитал ни одной книги, кроме Уголовного Кодекса. Мы шатались по территории поста, считая дырки, проделанные пулями в разнообразных ящиках, сваленных в штабеля и накрытые маскировочными сетями из под которых и выбежала, по словам «духа» толпа численностью не менее взвода. Я насчитал несколько пробоин в ящике, в котором, судя о надписям, покоился запасной радиолокационный прицел к самолету МиГ-23. Боюсь, дорогую штуковину пришлось или ремонтировать или списать.

Боец на патроны не поскупился и высадил веером от пуза весь рожок, а второй с перепугу просто не смог вставить дрожащими руками.

Серега, крепкий задним и иным умом заметил шляющегося по территории складов кошака и предложил мне поупражняться в стрельбе. Суть его плана состояла в том, что можно безбоязненно поднять хай, попалить из автомата, а в крайнем случае предъявить кошачий труп и сослаться на страшный испуг и неожиданность. По Серегиной задумке, в лучшем случае нас должны были поощрить за бдительность. Я резонно возразил, что по моему мнению ничего, кроме звиздюлей, мы не получим — все и так на взводе. Да и несчастное животное было жаль. Затем я сменился, а под утро Серега, который уже стоял в паре с другим усиляющим, все же устроил на посту жуткую пальбу, наверное, ему удалось договориться с напарником. Когда рассвело, всю команду усиления отпустили обратно в казарму и даже дали выспаться участникам событий.

На следующий день комполка Бычков застроил всю срочную службу на плацу и с хмурым лицом приказал всем "козырных стрелков" выйти из строя на три шага. Но, к всеобщему изумлению, вместо того, чтобы показательно поиметь виновников переполоха за бестолковую пальбу и нанесенный материальный ущерб, всем троим стрелкам была объявлена благодарность за бдительность и отличное несение караульной службы, а также десятисуточный отпуск на родину, не считая дороги. Ильин был прав, я как всегда стормозил. Полк подавленно молчал, глядя на радостные лица отличившихся.

Через две недели, когда пришла пора заступать в очередной караул, среди срочников была замечена невиданная активность и сознательность — в караул хотели все, включая «дедов», чего раньше не наблюдалось никогда. Само собой, как только над постами сгустилась тьма, сразу же раздался первый выстрел на одном посту, и понеслась! Палили почти все. Очереди вспарывали ночную тьму, звучали одиночные выстрелы там и тут, судя по звукам, шел ночной бой с количеством участников не менее батальона. Караульная шишига не успевала метаться от поста к посту, спасая подвергнувшихся неожиданному нападению часовых. Ночью в караулку приехал заспанный и злой комполка, застроил всех отдыхающих и бодрствующих перед караульным помещением и заявил, что если он услышит хоть еще один выстрел и ему не предъявят труп супостата, то он лично набъет стрелявшему морду и определит за каждый спаленный патрон на сутки на гарнизонную гауптвахту. О чем велел передать всем, кто должен был вернуться с постов. Даже усиление поднимать не стали. Сколько в эту ночь было израсходовано боеприпасов — одному Богу известно. Построение полка на следующий день после этого караула было менее веселым, отпуска никому не дали, благодарности тоже не вынесли. После этого бестолковая пальба по ночам прекратилась.

В это же время был учрежден еще один наряд, который не предусматривался ни одним уставом. Назывался он "сторожевой пост". Дело в том, что какие-то лихие люди стали по ночам «бомбить» гарнизонные магазины. Посему каждую ночь по установленному маршруту шлялись два бойца, вооруженных штык-ножами и вроде как караулили магазины. Раз в час они обязаны были отмечаться в комендатуре у дежурного помощника коменданта, а остальное время фактически были предоставлены самим себе. Можно было сходить в поселок Герцено, на стадион, где тусовались гарнизонные бляди, вообще, куда угодно. Я не раз был в этом замечательном наряде. У нас в эскадре был еще один грузин — Гия Цамалаидзе, который довольно хорошо ко мне относился и часто, назначая себя в сторожевой пост, брал в напарники меня — кому-то же надо было ходить по маршруту и отмечаться в комендатуре, пока Гия в это время шлялся бог весть где. Он говорил по русским с сильным акцентом и все время заявлял: "Йа нэ дьедушька — йа дьядья Гия!!!". Смешно было смотреть, как он пытался свести знакомство с какими-то девчонками, заговаривая с ними о прекрасной погоде, чем вызывал у них приступ истерического смеха.

Правда, через год этот наряд был упразднен, когда за кражей из магазина были застигнуты врасплох не кто иные, как сами «сторожа». К счастью, они были не из нашей части.

Очень популярны были всяческого рода «разгрузки». Один раз, разгружая вагоны с дынями, прибывшими для военторга, мы так обожрались их, что меня еще неделю подташнивало при виде дынь. Разгружали сок в здоровенных трехлитровых банках, по четыре банки в картонной коробке, перебив при этом уйму банок, а после такой разгрузки все помещение сушилки в казарме было заставлено банками с соком и уже пустыми, я лично упер две банки. Один раз случилась совсем уж экзотическая разгрузка — прилетел ИЛ-76, битком набитый персиками, некоторые ящики уже начинали течь, необходимо было срочно пускать их в продажу, чтобы не пропало все. Всю ночь мы разгружали злополучный самолет, обжираясь при этом персиками, а когда не могли есть, играли перезрелыми персиками в снежки, не обращая внимания на визги кладовщицы.

Приходилось участвовать и в других ночных забавах — наш президент Горбачев в то время достиг своего апогея целования взасос с друзьями-американцами, и на Кубинке должна была проходить выставка для комиссии наблюдателей за сокращением вооружений. Несколько дней транспортники со всей страны, жить которой стараниями этого меченного лысого хрена оставалось уже совсем недолго, свозили порезанные на части ракеты, фюзеляжи истребителей, куски вертолетов и прочий металлолом. Пару раз нас гоняли на дембазу, помогать разгружать все это добро. В 76-м иле были электроприспособления для разгрузки шрота на бетон, а дальше мы тащили все это на руках, облепив здоровенную железяку как муравьи. В одну такую ночь я едва не улетел в Мурманск. Мы решили сачкануть от этой трудотерапии и по открытой аппарели забрались в один из илов, где и засели, скрываясь от посторонних глаз. Я откинул три седушки, что шли вдоль бортов, положил на них свернутый чехол, накрылся другим чехлом, да так и заснул. Когда борттехник перед запуском повыгонял всех на бетон, меня он не заметил. Лишь чудом, уже на предварительном старте, он еще раз спустился осмотреть грузовой салон и заметил торчащий из-под чехла сапог. Я был с позором и матюками выгнан на бетон и долго шел от предварительного старта до дембазы пешком. Веселые они люди — эти транспортники.