Иван Краско - Андрей Краско. Непохожий на артиста, больше чем артист

— Некоторые репетируют спектакли и по три года. Например, в Малом драматическом театре. Но я не могу сказать, что там в итоге получается все так замечательно.

— А как долго вы репетировали спектакль «Москва — Петушки» в театре «Приют комедианта»?

— Этот спектакль я репетировал 10 дней, — это был ввод в уже готовый спектакль. Хотя в результате он был полностью переделан, потому что все актеры были новые. Спектакль восстанавливался в намять о трагически погибших актрисах Варе Шабалиной и Лели Елисеевой. Они играли в той, первой редакции «Москва — Петушки»…

— Получается, что такой опыт спринтерской работы для вас не нов.

— Опыт спринтерской работы приходит, когда ты снимаешься в сериалах. Да и время сейчас быстро идет. Если вспомнить, когда мне было 6 лет, на весь наш многоквартирный дом было всего два телефона и один телевизор. Сейчас телефон у каждого второго в кармане…

— То есть надо приспосабливаться к каким-то новым условиям, продиктованным временем?

— Телеграфный стиль общения сейчас везде. И даже Хемингуэй начинал писать в этом стиле.

— Был ли Юрий Бутусов для вас режиссером-диктатором?

— Нет, он только предлагал то или иное решение сцены, а уже окончательный вариант мы придумывали вместе.

— А что для «Смерти Тарелкина» придумали лично вы?

— Да много чего. Во-первых, мы же текст переделали, мы взяли две пьесы: «Расплюевские веселые дни» и «Смерть Тарелкина» и сделали компиляцию. А первый монолог Бутусов вообще полностью дал мне на откуп. Я сам его составил из текстов.

— Как реагировали в Москве на ваше восклицание «В глушь, в Москву», когда вы были там с гастролями?

— Да так же, как и здесь. Смеялись. Ведь есть же анекдот, когда группа людей бежит по перрону Ленинградского вокзала, уже вагоны опустели, все вышли, — опоздали они к прибытию. И выходит из вагона последний человек. Они: «Вы из Петербурга?» Он: «Да». — «Вы не могли бы у нас в правительстве поработать?!» Вот поэтому и смеются.

— Какой вариант «Смерти Тарелкина» вам больше нравится: прошлогодний или нынешний?

— Тот спектакль, который у нас есть сейчас, намного лучше, чем то, что было на премьере. Нам всем нравится в нем играть. К сожалению, играем его редко, потому что сложно всем вместе собраться. Мы стараемся каждый раз что-то улучшать. Мы собираемся на каждый спектакль не за час до начала, а часа в четыре. Все обсуждаем, репетируем.

— Жанр комедия, которым «Смерть Тарелкина» обозначается на афише, в таком странном соседстве из декораций, костюмов, ваших мизансцен, наконец, как-то не уживается…

— Это на афишах написано, что мы играем комедию. И у автора она называлась комедией. Но мы на самом деле из этого материала сделали фарс. А как еще можно сказать об этих персонажах, об этом тексте?.. Так люди не разговаривали даже тогда.

— Ваш персонаж — мистическая фигура. Снимая накладные бакенбарды и парик, он называется чужим именем, подстраивает свою смерть, и никого из тех, кто его видел «при жизни», это не удивляет. Получается, что тот, кем он стал, — и есть его истинное (в вашем исполнении) лицо. Или как?

— Мы долго думали, как это сделать. И пошли от обратного, потому что в пьесе человек надевает парик, вставляет зубы… Мы долго решали с Юрой на репетициях, как нам это обыграть. И решили пойти таким путем.

— А почему?

— Потому что у актера лицо — немаловажный инструмент. И играть спектакль в парике и с накладными бакенбардами было бы неудобно.

— Вы смотрели «Смерть Тарелкина», поставленную в БДТ Товстоноговым? И если да, то что-нибудь оттуда переняли?

— Да, смотрел. И мы ничего оттуда не взяли, потому что там был другой жанр, мюзикл, музыка замечательная. Кстати, после спектакля БДТ до нас эту пьесу долго не ставили. А после нашего спектакля многие театры взялись: в Москве ставят, наш Александрийский театр… У нас была задача доказать, что антрепризу можно сделать предметом искусства. То есть чтобы это была не халтура, где есть популярные фамилии, и зрители идут, тратят деньги, только чтобы посмотреть на этих известных людей, а чтобы это стало событием в театральном мире, предметом обсуждения. Кому-то резко не нравится спектакль, кому-то, наоборот, очень нравится…

Я не могу сказать, что к игре кого-то из ребят у меня есть претензии. Мы все выдерживаем жанр. Это бывает исключительно редко, потому что актеры в государственных театрах все играют по-разному. Жанр как таковой в театрах исчез. Мало кто понимает, что это такое и что с этим делать. А вот в кино жанр сейчас как раз появился».

Главное — умение оценивать людей, понимать их характер. Это хороший опыт. А для меня в человеке главное, чтоб он был профессионалом своего дела. Тогда становится не важно — резкий он или нет. И были нравы мои учителя: хороший человек — это не профессия. Если тот, кто с тобой работает, видит такого же профессионала и в тебе, отношения меняются. Вот говорят про режиссера какого-нибудь: злой, несговорчивый, гоняет всех! Это ерунда. У меня с любыми творцами все идет замечательно. Увы, в нашем современном кино три четверти продюсеров и режиссеров не имеют профессии. Самый правильный человек в этом бизнесе — Сергей Сельянов. А остальные… Мама! Правда, среди молодых режиссеров появляются талантливые ребята. Один сказал мне про съемки: два дня. Я подумал, что можно и за один управиться. Приехал, и получилось… три. Потому что он мучил страшно. Многочасовые репетиции до тех пор, пока не получалось то, что ему нужно. Уважаю.

Когда играешь главную роль, ты все сам выстраиваешь. А если режиссер не может вообще ничего, взваливаешь его обязанности на себя. Бывали случаи, когда я сам работал с актерами, а режиссер молчал и руководил оператором, и когда тексты переписывал. А что делать? В проект-то я уже вписался. Сейчас у меня вставлена в договор строка, что я могу переделывать тексты. Чтобы не было конфликта. Конечно, я не собираюсь переписывать Гоголя или Чехова, да меня на них особо и не зовут. Вообще же есть классика, и русская, и советская, перед которой я преклоняюсь. А есть какие-то нечеловеческие тексты будущих фильмов. Такое впечатление, что сценарист сидит дома у компьютера, ни с кем не общается и не знает, как люди реальные разговаривают. Его тексты просто надо адаптировать под человеческую речь. Потому что сюжет вполне пристойный.

Я завел себе агента, когда понял, что вот у меня лежит семнадцать сценариев, и я не в состоянии сделать выбор. Послушался Марика Башарова и взял в агенты его жену — Лизу. Она в этом деле сильно понимает. Сразу очень четко разъясняет, что выгодно, что нет, и кто что в результате снимет. И какой коллектив подбирается. Если ты целый год в сериале снимаешься, то люди становятся тебе родными, и, конечно, это важно. Она их делает выгодными для меня, ведет сама все переговоры. Меня берут практически без проб, это ее заслуга. Если у меня главная роль, то она и партнеров мне подбирает. Малобюджетное кино ее вообще не интересует. Она составляет такие контракты, на миллион страниц, в руке не удержать. От этого зависит ее процент, «развести» ее нереально. Меня «разводили» столько раз, что я устал.