Олег Дивов - Оружие Возмездия

Принудить ББМ к неинтересным ей действиям могла только сама ББМ, и то через силу. Казалось, не было на свете такого форс-мажора, который заставил бы бригаду свернуть с накатанной колеи. Но два генерала, зашедшие в казарму теплым солнечным воскресным днем, попробовали сделать это и почти что преуспели.

«Завтра на вашу „площадку“ прибудет с инспекцией министр обороны маршал Язов, – сказали генералы. – В принципе у вас тут все нормально. Но! Бордюрные камни надо перекрасить в уставной серо-стальной цвет. Вот эти щиты наглядной агитации – ликвидировать. Вон ту калитку в заборе снять, чтобы машина проехала. Да, и забор тоже перекрасьте». И укатили.

Дежурный по части, милейший и добрейший майор Крот – тот самый, что потом устроил лежачую забастовку в штабе, – посмотрел на часы. Время было обедать. Лицо у Крота сделалось как у приговоренного к кастрации.

– Это же не наш забор, – сказал помощник дежурного. – Мы за него не отвечаем. Пусть ракетчики красят. Их много.

– Та сторона, что с нашей стороны, это наша сторона… – пробормотал Крот.

Он был заместителем полкана по технической части, и разбирался во всяких тонких материях.

«Площадка» – это огороженная территория, на которой живет несколько частей. Помимо десанта, мы соседствовали с ракетчиками, зенитчиками и еще кем-то. Чтобы вы оценили высочайший уровень организации всего этого, упомяну только один момент. Хотя в двухстах метрах от нашей казармы стояла баня, мыться ББМ ходила через полгорода, на другую площадку, к летчикам. Мы обожали эти еженедельные прогулки, но убей Бог, не могли понять, за что нам такое везенье.

Впрочем, я, кажется, говорил – у нас в парке кто-то забыл танк.

Как именно строились отношения с соседями на высшем уровне, мы не знали, и знать не хотели. Поэтому если Крот сказал, что с нашей стороны забора – наша сторона забора, оставалость только ему поверить и впасть в меланхолию. Бригаду ожидал цирковой аттракцион. В нее должны были вернуться офицеры, выдернутые из-за воскресного обеденного стола.

– Посыльных ко мне, – распорядился Крот, – остальные бегом в столовую. Водитель дежурной машины сразу из столовой в парк, грузить краску. И поешьте как следует, ребята. Возможно, ужинать вам не придется!

Он сел к городскому телефону, снял трубку и поглядел на нее так, будто держал в руке гадюку.

Поели мы как следует. Переоделись в рабочее. Молодежи приказали отдыхать пока. Сняли с петель «калитку» – решетчатые ворота, закрывавшие проем в заборе между нами и ракетчиками. И набросились на щиты наглядной агитации. Разнесли в пух и прах это ржавое железо, только клочья полетели. Подогнали самосвал, зашвырнули в него бетонное основание и остатки рамы. Особенно усердствовал художник Витя, который год назад щиты расписывал. За последнее время он сильно прибавил в технике рисования и давно уже на щиты косился недобрым глазом.

Начали подходить офицеры. Те из них, кто не успел надраться до поросячьего визга, были пьяны в зюзю, дупель, сосиску и прочие интересные места. Наш Минотавр то строил зверские рожи, то хохотал до слез. А в короткие минуты просветления тяжело вздыхал.

Пявился грузовик с бочками уставной серо-стальной краски и охапками половых щеток. В кузове стоял бухой прапорщик Козолуп.

– Да здравствует Советская Армия, гроза капитализма! – орал он. – Ударим покраской заборов по агрессивным проискам блока НАТО! Ура, товарищи!

Старослужащие взяли кисти и начали очень медленно и невероятно тщательно красить бордюрные камни. Понятно было, что до ночи они с задачей справятся, но при этом надорвутся на всю оставшуюся жизнь.

Молодежь похватала щетки, окунула их в бочки и яростно атаковала забор. Энтузиазм подогревался грамотным инструктажем.

– Уясните, что вы сейчас работаете только для себя, – сказал молодым страшный сержант Тхя. – Потому что пока не закончите, спать не ляжете!

Вечерело. Чавкала краска. Мат уже не раздавался – он стоял. Приехал оценить размах бедствия полкан. Из машины не вышел, наверное, трудно ему было. Передал через замполита призыв биться насмерть.

Подполковник Миронов откликнулся на аврал неформально. Позвонил и объяснил, что у него жена неделю не трахана, и если его не перестанут отрывать от дела, он придет и затрахает всю бригаду, а завтра трахнет до кучи самого маршала Язова. А коли вверенный ему пушечный дивизион нуждается, чтобы выкрасить какой-то сраный забор, в мудром руководстве целого подполковника – тогда дивизион придется трахнуть в особо циничной форме… Поэтому командовать фронтом работ первого дивизиона прибыл неженатый капитан Черемисин.

– Слышь, ты, чмо! – говорил он ленивому маляру. – Вот сейчас меня доведешь, и я ка-ак дам тебе в лоб! Ты очухаешься после обморока, побежишь жаловаться. А я предъявлю справку, в которой написано: у капитана Черемисина динамическая невралгия на почве подрывной контузии. И полкан вместо того, чтобы меня отругать, должен будет выбить мне путевку на две недели в пансионат. Так что ты лучше не выпендривайся, уж больно соблазн велик…

Забор домучивали в свете автомобильных фар. Офицеры сгоняли прапорщика за водкой и заливали ею расстройство по бездарно прошедшему выходному. Деды сидели в кустах и поражались идиотизму происходящего. Раньше первое место в хит-параде армейского дебилизма занимал приказ ракетчикам посшибать на газонах все одуванчики. Мы с ними тогда чуть не подрались, когда увидели, как целая рота фигачит прелестные желтые цветочки ремнями. «Да нам самим противно это делать, – объяснили ракетчики. – Но командир сказал – чтобы газоны выглядели однообразно!». Ох, поганое слово «однообразно»! Армия – единственное место, где в него вкладывают положительный смысл.

Не помню, когда покраска закончилась, и кончилась ли она вообще. Помню только, что в понедельник министр приехал не к нам, а на совсем другую «площадку». Огляделся и заявил, что на казармах неправильно висят таблички. Надо их перевесить на уставную высоту в полтора метра.

На следующее воскресенье я попросился в увольнение. Решил напомнить себе, что за забором – чтоб он упал! – должна, по идее, быть какая-то другая жизнь. Хотя бы относительно разумная.

В город мы ходили через квартал частных домов. Первый же гражданский, попавшийся мне на глаза, увлеченно красил штакетник.

Солнечным июльским утром по приднепровской степи ехал грузовик «Урал». Машина совершала непонятные эволюции – то притормозит, то ускорится, то примет вправо, то влево. В кузове грузовика стоял офицер с биноклем. Иногда офицера подбрасывало на кочках, и тогда сидящие вокруг солдаты придерживали его.

Наконец машина перестала дергаться и целеустремленно рванула вперед. Затормозила, окутавшись пылью, у неприметного бугорка. Офицер и солдаты уставились вниз, свесившись через борт.