Олег Дивов - Оружие Возмездия

Они нашли то, что искали – большущий окоп, зовущийся в армейском просторечии «капониром» (неправильно), плотно обложенный березовыми бревнышками (а вот это правильно, как окоп ни называй). Здесь была артиллерийская позиция, вырытая по уму и тщательно обустроенная.

– Я же говорил, – удовлетворенно сказал капитан Масякин. – Вот вам и деревяшки. Тут этого добра навалом, главное уметь искать.

– Все из машины – и грузить, – распорядился капитан.

Мы посыпались за борт.

Вблизи позиция выглядела подозрительно свежей. Будто ее вот-вот соорудили.

– Тарщ ктан! – позвал сержант Голиней. – А это точно прошлогодняя огневая?

– Что тебя беспокоит, Вася? – небрежно поинтересовался Масякин.

– Ну, вот мы ее растащим, а тут хозяева приедут.

Масякин перегнулся через борт, вглядываясь.

– Самоходчик! – бросил он. – Ты видишь здесь следы техники? То-то. Все занесло песком с прошлого года.

Вася хотел ответить, что видел здесь следы сапог устрашающего размера. Но у него не было дказательств – минометный экипаж, растаскивающий березовые поленья, успел все затоптать. Деревяшки с грохотом сыпались в кузов «Урала».

– И вообще, – добавил Масякин надменно, – вы физически крепкие молодые люди из Бригады Большой Мощности. С вами офицер. Так что пускай хозяева пеняют на себя. Не фиг щелкать клювом! Тут полигон, а не богадельня.

Тем не менее, капитан выпрямился в кузове и взялся за бинокль – вдруг и правда кто заявится.

Деревяшки нам понадобились, чтобы дооборудовать собственную огневую. Почва на полигоне была песчаная, и стенки окопа могли посыпаться с одного выстрела: миномет не пушка, он отводит в землю всю энергию отдачи без остатка. А отдача у нас ого-го, мы же больше центнера в небо пуляем.

Трудно не полюбить «Тюльпан», познакомившись с ним вплотную – рациональная, компактная и мощная штука. Но, блин, уж больно земля трясется, когда он стреляет, зараза. И звук неприятный. Будто огромной пустой кастрюлей лупят по огромной пустой голове. И голова эта – твоя.

Выкопать «начерно» огневую для «Тюльпана» дело нескольких минут: на носу миномета крепится отвал, превращающий машину в примитивный бульдозер. Но потом надо вручную, лопатами, ровнять стенки и укреплять их деревом. Разумеется, «по атомной войне», когда срок работы огневой измеряется минутами – долбанули натовскую гадину и удрали, – никто такой ерундой заниматься не станет. А вот долговременная огневая позиция оборудуется на несколько дней, если не недель, и тут все делают прочно, иначе так засыплет, что к машине не подойти.

Поэтому, окопавшись, мы с тоской посмотрели в сторону леса. Нам очень не хотелось рубить-пилить.

Капитан Масякин, который прекрасно знал, как быстро и ловко мы рубим-пилим, тоже этого не хотел. Ему надо было сдать огневую уже завтра, а не к дембелю сержанта Васи Голинея. И он сказал: поехали, найдем чего-нибудь.

«Найдем» в армии всегда означает «найдем то, что плохо лежит».

Нынче плохо лежало на этой вот аккуратненькой огневой.

– Интересно, что это за позиция, тарщ ктан? – полюбопытствовал Вася.

– Небольшая какая-то, – Масякин опустил бинокль и закурил. – Противотанковая наверное.

– Прицепная?

– Откуда ж я знаю, Вася. Не обязательно. БРДМ сюда легко заедет. Да и БМД… Может, тут десантники в прошлом году стреляли. Из «Ноны» своей. Хорошая пушечка. У нее есть набор вкладных стволов, так что она, по идее, не зависит от возимого боекомплекта. Что найдет, тем и стреляет, лишь бы в ствол влезло.

– «Нона» маленькая, – сказал Вася пренебрежительно.

– На себя посмотри, – буркнул Масякин.

– Вот именно, – кивнул Вася. – Знаете, как трудно быть маленьким командиром миномета?

– Ты не разглагольствуй, а ускорь погрузку.

– Шевелись! – заорал Вася, привставая на цыпочки, чтобы не выглядеть маленьким командиром миномета.

– Вася, ну не кричи мне в ухо! – зарычал Кузнечик.

Сказано было несправедливо: чтобы крикнуть в ухо Кузнечику, Васе пришлось бы высоко подпрыгнуть.

– Салага! – гавкнул Вася. – Грузи!

Он оглянулся на Масякина и украдкой дал Кузнечику пендаля. Кузнечик в ответ показал Васе кулак.

Сержант Верчич, погрузивший уже два полена и утомившийся настолько, что ему пришлось сесть на бруствер покурить, показал кулак Кузнечику.

Кузнечик показал Верчичу язык.

– Верчич! – позвал Масякин. – Ты тоже шевелись.

– Да я уже нашевелился, тарщ ктан, за полтора-то года.

– Хочешь, чтобы я пошевелил тебя? – спросил Масякин. – Ну-ка, помоги Васе ускорить погрузку!

И отвернулся.

Верчич спрыгнул с бруствера, выплюнул окурок, дал пинка Васе, дал пинка Кузнечику, дал пинка еще кому-то, нашел самое маленькое полено и, делая вид, что вот-вот отдаст концы, понес его к машине. Погрузка действительно ускорилась. Неприлично тормозить, когда Дедушка Советской Армии работает.

Последнее бревнышко легло в кузов, и тут из-за бархана показался грузовик. Масякин схватился за бинокль.

Грузовик ехал к огневой весьма уверенно. Его водитель не искал дорогу, а точно знал, куда рулить.

– Живо в машину! Кузнечик, заводи!

Самоходчики бросились к «Уралу» и облепили его как муравьи. Взревел мотор. Но поздно. Хозяева огневой уже были здесь.

Рядом с «Уралом» затормозил ГАЗ-66, битком набитый хмурыми людьми в голубых беретах. Лица прибывших выражали крайнюю степень озадаченности.

Мы в кузове на всякий случай взялись за поленья. Десантников было втрое больше, чем нас. И каждый размером с Кузнечика. Мы бы им бошки-то пораскалывали, но десантник без головы страшнее, чем Всадник-Без-Головы. Ему без башки воевать только удобнее: мысли о дембеле, водке и бабах не отвлекают. Десантника специально учат быть неукротимым, сногсшибательным и зубодробительным. В армии это знают все и стараются попусту с десантом не цапаться.

Здесь, конечно, была не та отпетая штурмовая десантура, с которой ББМ делила казарму, а всего лишь парашютисты-ариллеристы. Коллеги наши практически. Но уж больно силен численный перевес. Поэтому мы приготовились недешево продать свою жизнь за краденые деревяшки. В том, что нам отсюда прямая дорога в больницу, никто не сомневался.

– Держись, салаги, – сказал Верчич севшим голосом. – ББМ не сдается. За нас отомстят. Как только наши узнают, всю эту десантуру в лагере поубивают на хер.

Зато Масякин гордо расправил плечи и подбоченился. С десантом не приехал офицер. Один лишь сержант, растерявшийся настолько, что челюсть отвисла.

Немая сцена. Десант сидит в кузове, тараща глаза. Мы сидим в кузове, сжимая деревяшки. Масякин торжествует, наслаждаясь моментом… Наконец старший десантников подобрал челюсть и снова открыл рот, собираясь нам что-то сказать.