Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Мне хотелось бы также напомнить Вам, Владимир Михайлович, да и себе тоже, что по письмам дочери писателя неоднократно собирались комиссии и Минкультуры, и мэрии, и решение всех этих комиссий было однозначным. Рассматривались претензии М. Платоновой и на секретариате Союза писателей России. Все сознавали их скоропалительность и невозможность пока создания музея за счет института. А почему бы для начала не открыть музей не в перенасыщенной мемориальными комплексами Москве, а на родине писателя, в Воронеже? Такая инициатива исходила со стороны Воронежа в свое время, но была отвергнута Министерством культуры. Между тем, выход из этой ситуации есть, и (как ни странно) он предложен именно Литинститутом, по инициативе которого и на средства которого было создано Платоновское общество. О последнем пишу, дабы не сложилось впечатление, что у меня есть какая-то личная неприязнь или неприятие творчества Платонова.

Это была именно моя инициатива — создать на базе 40-метровой аудитории памятную аудиторию имени Андрея Платонова, но с охранной музейной зоной. В Сорбонне это, скажем, амфитеатр Ришелье и амфитеатр Мольера. У нас в институте тоже есть такой прецедент: в комнате, где родился классик рус-ской литературы А. И. Герцен, находится одна из кафедр института. Но это не помешало разместить там музейные портреты и создать определенный интерьер.

Точно так же предполагалось решить и с Платоновской аудиторией (в упрощенном виде она существует уже несколько лет). Были заказаны и выполнены эскизы, которые делили аудиторию на зоны занятий (здесь предполагается кабинет современной литературы) и мемориальную зону, а точнее, здесь надо было разместить лишь два крупных предмета, которые сохранились у дочери: бюро и диван — и заложить во встроенный стенной шкаф за стекло дубликаты книг, издания, принадлежавшие писателю. Ожидая эти предметы и начало совместной работы, институт на единственную аудиторию во всех своих зданиях повесил металлическую дверь с сейфовым замком: ценности должны быть охраняемы. Тем не менее, понадеялись на сотрудничество мы напрасно. М. А. Платоновой, видимо, овладела идея единолично завладеть как можно большим количеством квадратных метров.

Эскизы стоят у меня в кабинете. Идея мне близка, но не идея некого Платоновского центра: рукописи должны храниться (да они и хранятся) в ЦГАЛИ, в Пушкинском доме, в отделе рукописей Ленинки.

Даже в подобной ситуации, если Министерство согласится с идеями института, необходимы определенные бюджетные средства. Их, вероятно, легко по эскизам могут определить и специалисты Минкультуры, и специалисты-строители нашего Министерства.

Владимир Михайлович, я отчетливо сознаю роль литературы и роль культуры в самоидентификации нашей Родины. Я уверен, что рано или поздно в здании Литинститута откроют музей советских писателей, музейные комнаты, посвященные памяти Платонова, мемориальные помещения, посвященные Мандельштаму, будут музейные комнаты «Общежития советских писателей», здесь же будет жить и существовать Литературный институт. Но для этого снова потребуются большие государственные вложения. Нужно перестроить центральное ветхое здание, воссоздав в нём анфиладу комнат. Необходимо вместо гаражей выстроить учебный корпус и т. д. Несколько лет назад я писал по этому поводу письмо Лужкову. Его приговор был таков: «Если, дескать, институт перейдет из федерального в ранг столичного, то будем думать о подобной перестройке».

Я также думаю и полагаю, даже уверен, что рано или поздно идея реконструкции института решится на государственном уровне, и тогда хватит места для всех. Под сенью новых крыш Литинститута, может быть, помирятся и старые литературные недруги. Но выполнение всех этих планов — это задача следующего ректора.

Сергей Есин,

Ректор Литературного института,

секретарь Союза писателей России

Было еще дурацкое заседание в издательстве «Пик», посвященное молодежи и затеваемому ею союзу. Я уже привык, что созданием новых союзов и всякой другой организационной склокой занимаются самые неталантливые.

Пример — наш Дубаев с его чубом, которым он картинно мотает, и Столяров с его улыбочками. Скучно все это, чего ребят-то сюда мешать. Все говорили, что раскрутиться в наше время молодому почти невозможно. Но простите, а кто раскручивал Пелевина? Сидит на этом заседании Дима Былинский, еще совсем недавно мы давали ему 5000 долларов премии, прошло два года, и где новые произведения? Слабоваты ребята и суховаты. Нет дыхания. Ничего не читают, кроме газет.

28 июля, среда. Внезапно умер Всеволод Алексеевич Сурганов, преподававший в институте и много лет ведший кафедру советской литературы. Мне позвонил и сказал о его смерти поздно вечером Вл. Павл. Смирнов. Я, конечно, был зол, что из-за этого звонка мне обеспечена бессонная ночь, но уж такова моя судьба. Народа в морге больницы у Петровских ворот было немного. Я почему-то вспомнил, как Сурганова выживали сначала с места завкафедрой, а потом и из института. Все это было как бы исходя из рабочих обстоятельств. Умер Сурганов по нынешним меркам довольно молодым, нет семидесяти, но попивал. Уходит поколение, которое, как считается, себя исчерпало, а скорее, мрет оно потому, что чувствует, что начинает мешать.

Вечером был в Доме кинематографистов. Смотрел знаменитый китайский фильм «Император и убийца» — исторический боевик — и американский «Среди холмов и долин». Больше подействовал последний, какая-то неизвестная, простая и грубая Америка. Отсюда нехитрая американская сила и мощь.

29 июля, четверг. Опять звонила Наталья Михайловна Кучер из министерства. Все понимают бессмысленность задумки М. Платоновой и Н. Корниенко оттяпать полздания института. Разумная женщина, подала мне ряд советов. А главный: чего я так горячусь? Есть Закон о высшем образовании, в нем за институтом не оставлено права организовывать какие-либо музеи. Это право исключительно у Минкультуры, которое действует на основе решения экспертного совета. И собственно, кто пока входит с инициативой в правительство? Лишь группа заинтересованных лиц.

Да что мне этот Платонов! Пусть устраивают музей, пусть закрывают институт, пусть студенты выходят на улицу. Мне опять подтвердили, как в прошлый раз из администрации президента, что ходит везде Г. Б. Понять его можно — ни живой литературы, ни живой деятельности, взопрел от зависти к живым и более молодым, волнуется, что напишут о нем после его смерти. Хочется примкнуть хоть к чему-то созидающему. Раньше платил ему деньги Сорос, теперь вроде в должности и деньгах отказано, хочется влезть опять в живую обойму деятелей. Мне не следует упираться, а то я еще всех этих деятелей прославлю.