Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

6 октября, среда. Сегодня вместе со своим лечащим врачом Ниной Петровной ездил в Радиологический центр на Ленинском проспекте на томографию. Какое огромное было построено здание, какая удивительная аппаратура. Главный результат — рака у меня в легких нет. Самое интересное, что довольно определенно по этому поводу высказался завкафедрой Петр Михайлович уже по моему больничному снимку. Потом это подтвердил компьютер и томограф. Снимки тем не менее отметили все мои нелеченные простуды, катары, плевриты, воспаления легких, которые я перенес на ногах, потому что в институте скандалил Калугин, интриговал Смирнов, за кулисами интриговала и хотела институтских площадей Корниенко, слишком «шустрила» Оля Шалиткина, ставшая Горшковой, не платил деньги Шапиро, неизвестно куда дел мои собственные деньги О…в. И нынешняя болезнь — это болезнь их имени.

Делали мне это исследование платно. Я долго пытался кому-то отдать деньги, но потом человек, который их должен был взять, нашелся. По сегодняшним дням это довольно дорого — 1300 рублей. На дверях кабинета вдобавок ко всему висит надпись о том, что «за деньги» — делается без очереди. Этому придана литературная форма — «пациенты, заключившие индивидуальный договор»… Внизу, в регистратуре, записали номер моего полиса и дали мне листок с номером моей истории болезни и пр. На первый взгляд, медицина стала вроде бы и доступнее, но это ее сегодняшнее положение отсекло от нее огромный пласт людей. Много людей просто махнуло на себя рукой и не лечится. Нина Петровна сказала мне — она тридцать лет проработала в этой больнице, — что будет держаться до последнего, потому что даже ей с уходом на пенсию система станет недоступной. Я ведь тоже вхож сюда, пока я ректор и есть дружеские связи.

В коллекцию медицинских происшествий дня вношу еще один «казус». Накануне был у окулиста. Я давно жалуюсь на глаза, ношу чужие очки, подбираю их «на глазок». Иногда вечером я чувствую, что не могу читать, текст расплывается, я отодвигаю и приближаю книгу к себе, ищу какие-то ракурсы. В эти минуты я чувствую себя стариком. Все эти мои манипуляции окулист без моей жалобы расшифровала довольно быстро: «У вас маленькая катаракточка». Я понимаю, что пока маленькая, но будет и большая. Тут же врач мне прописала лекарство. Эта пропись выглядит так: квимакс, или катахром, или тауфон по 2 капли — 2 раза в день, в оба глаза. Настаиваю в этой прописи на слове «или». Я подал эту бумажку в аптеку, и седовласая аптекарша сразу же мне выпаливает — 137 рублей и называет лекарство. Уже радуясь, что это лекарство есть, на всякий случай я спрашиваю, а нет ли чего-либо подешевле? К чести седовласой аптекарши, она, ничуть не смущаясь, отвечает: «Есть тауфон — 2 рубля 47 копеек». Я окончательно убеждаюсь, что мы живем в мире капитализма. Аптека работает с оборота.

7 октября, четверг. Был Александр Иванович. Вчера он получил медаль и пришел мне показать ее. Доволен, и я доволен, потому что прозвучал институт. Впрочем, прозвучал он сегодня и еще раз. По ТВ объявили, что в результате спецоперации взяли и привезли в Москву одного из лидеров чеченских событий — одного из братьев Хочелаевых. Он выпускник Литинститута и его повесть в свое время была опубликована в «Октябре».

Вечером приезжал мой племянник Валера. Привез виноград и ветку бананов. Я знаю, что у него нет денег, а вот все же что-то привез. У меня определенно есть «чувство родни». Так легко, свободно, с такой степенью понимания я, пожалуй, не чувствую себя ни с кем.

Потихонечку работаю над ленинской главой.

8 октября, пятница. Сегодня ходил в аптеку купить пульмокорд, необходимый мне для ингаляций. Александр Григорьевич дал мне несколько штук — все, что у него было. Упаковка лекарства на 5 дней стоит 1242 рубля. А это лекарство старых людей. Еще раз подумал об отодвинутости всей старости от медицины. За всех русских стариков лечится только Борис Николаевич Ельцин.

Читаю дипломную работу Юры Роговцева. Кажется, я выпускаю гениального писателя.

11 октября, понедельник. Мне делали бронхоскопию. Огромное впечатление на меня произвело мастерство наших медиков. Врач, делавший мне это исследование, огромный, как шкаф, человек, не с руками, а с лапами. Но как же в этих лапах работает инструмент! Задыхаясь, обливаясь непроизвольными слезами, я думал о русских виртуозах.

12 октября, вторник. Уехал из больницы около 12 часов. Обсуждали Юру Роговцева. Семинар не очень согласился со мной, и нашли у Юры кучу блох. Я колеблюсь, отдать ли диплом таким образом на обсуждение, или обезопасить себя и отдать читать «проходимые» главы. Юра капризничал, как примадонна.

Перед самым семинаром мне позвонили из министерства: я накаркал себе судьбу, пригласив В. И. Матвиенко, а получил — Путина. О дате и времени визита ничего не известно. Требуют прислать сценарий встречи в двух вариантах: на один час и на два. Этим всем будут заниматься С. П. и Александр Иванович.

13 октября, среда. Как же мне надоело каждый день по 30 минут дышать пульмокордом, делать утром и вечером ингаляции. A B. C. через день по 4 часа лежит на переливании крови. Подобное может выносить только женщина.

14 октября, четверг. Опять удрал из больницы и поехал проверять «боевую готовность». С. П., Лев Иванович и Александр Иванович оказались на высоте — все подготовили. Тем временем на студенческой доске объявлений появился листочек, который зоркая Светлана Викторовна мне принесла. Как расценивать написанное — как некоторую симпатию ко мне со стороны студенчества или как язвительную инвективу — не знаю. На всякий случай, для «истории» перепечатываю:

«Объявляется сбор пожертвований в пользу идей воздвижения памятника Есину С. Н. на столбике при входе в садик Герцена. Предполагается переименование садика Герцена в садик Есина.

Деньги класть на сказанные столбики».

Ал. Иванович сказал, что Н. В. Корниенко подала заявление об уходе из института. То, чего я мстительно хотел, свершилось, а мне не радостно. Ал. Иван. рассказал, что, по словам В. П. Смирнова, она больна и плохо себя чувствует. Я тут же подумал, вот теперь-то я и займусь платоновской комнатой.

Сегодня в институте днем на семинаре наших немцев-переводчиков с участием немецких поэтов был также мой старый знакомый Рексус, а во второй половине дня лекция Фридриха Цира по проблемам перевода. Все это в рамках дней немецкой культуры — «Дней Марбурга в Москве». На лекции я посидел, пока Дима не вытащил меня из зала: разыскивает министр Филиппов. Владимир Михайлович, естественно, интересовался, как у нас идет подготовка, и, кажется, волнуется больше, чем я. Это и понятно.

Из института мне надо было еще заехать домой, взять костюм на завтрашнюю торжественную встречу.