Сергей Есин - На рубеже веков. Дневник ректора

Я пытал Олю: как она попала во Францию — совершенно бестактно, напористо — и говорили о системе образования в деталях. В том, что мне рассказывали о письменных экзаменах, есть толк.

Но самое главное, на свидание с нами Ирина Ивановна приехала со своей собакой — Норкой — афганской борзой. Машину пришлось припарковать в центре бульвара Сен-Мишель на разделительной полосе. Собака спокойно просидела три часа в машине.

«О такого рода вечерах нельзя судить, пока они в разгаре. Им можно дать правильную оценку только на другой день, когда они пробуждают интерес у неприглашенных. Писателю настоящему, свободному от присущего многим литераторам глупого честолюбия, читающему статью критика, который всегда расхваливал его, а тут, называя имена посредственностей, его даже не упоминает, — такому писателю некогда удивляться; его ждет работа над новым произведением» (стр. 56). [3] Марсель Пруст. Содом и Гоморра.

22 мая, понедельник. Утром и вечером читаю Пруста — роман заканчивается — и я больше всего боюсь, что останусь без чтения, правда, у меня есть еще номер «Н.М.». Пруст совершенно меня опустошает, начинаешь понимать, как широка река настоящей литературы, а ты лишь малый ручеек этой реки, сочащийся вдоль грязноватого берега.

Утром с настойчивостью маньяков продолжали наши экскурсии, ездили в Сен-Жермен-ан-Лей. Это довольно близко, на «RЕR» — особой комфортабельной железной дороге, состыкованной с метро. Порядки на этой дороге довольно строгие. Мы видели, как контролеры энергично и в назидание другим потрошили безбилетницу.

Здесь, в Сен-Жермен-ан-Лей, знаменитый замок, где родился Людовик XIV, и парк, сделанный Ленотром. В замке музей — разные древности археологического и исторического характера. Один из залов дает представление «как было».

Великая нация не в мелочности лавочников, не в привычке королей и кардиналов считать су, а в величественности замыслов. Вот приехал Ленотр в Сен-Жермен-ан-Лей и сразу зафигачил бельведер в несколько километров. Можно предполагать, что строил и придумывал не для короля, а для туристов на пять веков вперед.

Этот бельведер, тянущийся по урезу подъема от реки, сооружение сложное: не только прелестнейшая аллея, но и подпирающая ее каменная стена. Сооружение не самое крупное во Франции, но все равно египетское. И опять с этого бельведера, с вершины холма, на котором стоит замок, виден весь Париж. Облокотились на кружевную металлическую решеточку, вдалеке, в тумане, все тот же район Дефанс, а еще дальше большое «П» и невидимая за ним прямая нить к Триумфальной арке.

Но вернусь на бельведер. Все-таки удивительные люди французы! Стоит металлическая решетка, не очень даже охраняется, да любой бы на их месте наш, российский привез бы в «Жигулях» сварочный аппарат, срезал и на дачу или в пункт по сбору металлолома. А сколько бронзы на мемориальных досках, сколько медных ручек, сколько блестящих алюминиевых поверхностей, да потом, сколько неразбитого стекла, сколько скульптур с неотбитыми носами и не раскрашенными фломастером членами и грудями. Впрочем, мы, русские, из породы отважных людей. «Гораздо труднее обезобразить произведение искусства, чем создать его».

23 мая, вторник. С Ириной Ивановной ездили в Шартр, а там недалеко — знаменитый Комбре. Вот уж чего я не мог предположить и о чем не мог мечтать: один из самых замечательных в мире соборов и одно из самых знаменитых литературных мест.

В дороге много и долго говорили с Ириной Ивановной о высшем образовании, о французских принципах высшей и просто школы. Школа все время снижает свой уровень. Говорили об эмигрантах из Африки; но здесь много эмигрантов и из других стран. Некоторое время назад мы с С.П. стояли в очереди на раздачу в «Макдональдсе», и С.П. своим опытным взглядом определил в работнице, стоявшей у прилавка, русскую. Славянская грация и женский шарм непередаваем! Но девушка призналась только в том, что говорит по-русски. Говорила она, конечно, славно. Зачем едут эти девочки и мальчики? Чтобы стоять за прилавком? Чтобы вместо литературы изучать коммерцию? А потом удивляются, что им как носителям языка, а иногда и специалистам, не находится места в университете. На лекции, кстати, ко мне подошел молодой парень из университета в Гренобле — он все из того же Нижнего Новгорода, в который так любит ездить Клод Фриу, кажется, даже со степенью. В университет, в штат преподавателей, не пробиться. Специальность, значит литература, побоку. Этот парень вроде бы соединил свою судьбу с француженкой. Но у той — по рассказам — уже был русский эксперимент. Она уже вывозила из России 23-24-х летнего, не очень трезвого и не очень подготовленного паренька. Тот не то что по-французски, но и по-русски писал с грамматическими ошибками. Парень уже считал, что схватил, как говорится, «Бога за бороду», уже родился ребенок, но парень загрустил, потерял душевное равновесие, перспективу и покончил жизнь самоубийством. Француженку эту я тоже знаю (Изабель): милая, уравновешенная, очаровательная женщина. Я понимаю привлекательное свойство русского языка в постели, но, может быть, у бедной женщины что-то получится, этот парень из Новгорода не совсем сумасшедший, и не совсем русский. Вот и не вполне справедливая и далеко не прямая реминисценция из Пруста. Это герой, над которым в данный момент Пруст иронизирует. «Мы были чересчур мягкотелы — теперь это ясно, — а бестактность Свана наделает тем больше шуму, что к Свану относились с уважением, его даже принимали в хороших домах: ведь он был почти единственный еврей, с которым мы были знакомы».

Почти всем студентам, кроме студентов из очень богатых семей, приходится подрабатывать, одним — постоянно по вечерам или свободным дням, другим — на каникулах или в летний период. Но почему далеко не у всех хорошо идут дела?

Здесь наш разговор соскользнул на среднюю школу, тенденцию распространившееся в ней (подобное было и у нас) чтобы любой ребенок не чувствовал себя отстающим идиотом, а без особых усилий переходил из класса в класс. Не перегружайте ребенка, во что бы то ни стало удерживайте его в школе до 18 лет. Это тот возраст, до которого обычно дети живут с родителями, в семьях. Потом, как в мире животных, родители выпускают их в свободный мир. Но оказывается, что 18 лет — это тот возраст, утверждают социологи, когда взрывная энергия разрушения и интуитивный социальный протест бедной молодежи уже не так зависит от внутренней стихии. Утверждать в школе: спорт, развлечения, времяпрепровождение вместо уроков, какие-то экскурсии, матчи, бассейны — все, лишь бы незрелая и ничего не боящаяся молодежь не попыталась поколебать социальный порядок.

Все это, какое-то потакание взрослых, приводит к расслаблению, не нарабатывается навык постоянной интеллектуальной работы, и, если у человека нет природных способностей к изучаемому предмету, ставит у него на пути серьезные преграды. Но правда, сказала Ирина Ивановна, таково следствие экономического положения в стране, и вот сейчас, когда оно выравнивается, не исключено, что в школе могут быть наведены другие порядки.