Уильям Ширер - Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента

Меня интересовало, каков будет ответ Англии, и как только я приехал на радио, чтобы подготовиться к своей передаче, сразу поймал Би-би-си на немецком языке. [38] Надо честно признать, что чиновники Государственной радиовещательной компании, которые обращались со мной во время войны с величайшей учтивостью, никогда не возражали против того, чтобы я слушал, что говорил противник по Би-би-си. Для этих целей они обычно оставляли в моем распоряжении приемник. Для иностранных корреспондентов делали исключение по части закона, запрещающего слушать зарубежные радиостанции, при условии, что они не пересказывают услышанное немцам. В Берлине радио было для нас единственным средством узнать, что происходило во внешнем мире. Продажа иностранных газет, за исключением итальянских или из оккупированных городов, была запрещена. Иногда сюда попадали с почтой американские газеты и журналы, но к моменту доставки они были двух-шестимесячной давности. (Примеч. авт.) И ответ уже был! Внушительное громкое НЕТ. Чем больше я размышлял над этим, тем меньше удивлялся. Мир Англии с Германией, абсолютной хозяйкой на континенте, невозможен. Далее: у англичан, должно быть, есть какие-то основания для уверенности в том, что они смогут успешно защищать свой остров и в конце концов победить Гитлера. Потому что Гитлер предоставил легкий способ спасти для себя хоть что-то. Всего полтора года назад я видел в Мюнхене, как они ухватились за подобную соломинку. НЕТ на Би-би-си было весьма впечатляющим. Диктор осыпал насмешками каждое высказывание Гитлера. Сидевшие в комнате офицеры верховного командования и чиновники из различных министерств не могли поверить своим ушам. Один из них крикнул мне: «Вы что-нибудь понимаете? Вы в состоянии понять этих английских идиотов? Отвергать мир сейчас?» Я только хмыкнул неопределенно. «Они с ума сошли», сказал он.

Гитлер преподнес свое мирное «предложение» весьма красноречиво, по крайней мере для немцев. Он сказал: «В этот час я считаю своим долгом перед собственной совестью еще раз воззвать к разуму и здравому смыслу. Я не вижу причин для продолжения этой войны».

Не было ни аплодисментов, ни радостных возгласов, ни стука тяжелых башмаков. Была тишина. И она была напряженной. Потому что в глубине души немцы сейчас хотят мира. Гитлер продолжил в тишине: «Меня огорчает мысль о том, каких жертв она потребует. Я хотел бы предотвратить их, в том числе и для моего собственного народа».

Гитлер, которого мы видели сегодня вечером в рейхстаге, был победителем, и он осознавал это, и в то же время он был таким замечательным актером, так умело манипулировал умами немцев, что ему великолепно удавалось сочетать уверенность победителя с той скромностью, которая всегда хорошо действует на массы, когда они знают, что перед ними победитель. Сегодня его голос звучал тише. Он редко кричал, не как обычно. И ни разу не взвизгнул истерично с трибуны, чему я часто бывал свидетелем. Как оратор он был в прекрасной форме. Часто сидя на галерке Кролл-Опера-Хаус во время подобных заседаний рейхстага и наблюдая за выступлениями этого человека, я размышлял, насколько же он потрясающий актер, каковыми, собственно, и являются все хорошие ораторы. Меня всегда восхищало, как он играет своими руками, слегка женственными и очень артистичными. Сегодня он работал ими красиво, казалось, «говорил» руками, раскачиваясь при этом всем телом, — не меньше, чем словами и голосом. Я обратил также внимание на его умение использовать мимику, глаза (он их выпучивал), поворот головы для выражения иронии, которой в сегодняшней речи было предостаточно, особенно когда он упоминал мистера Черчилля.

Я снова заметил, что он может произносить ложь с честным лицом порядочного человека. Возможно, кое-что из его вранья ему самому таковым не кажется, потому что он фанатично верит всему, что говорит. Примером могут служить его неверная интерпретация прошедших двадцати двух лет и бесконечное повторение того, что Германия никогда не терпела поражения в прошлой войне, ее только предавали. А сегодня он говорил также, и это звучало в его устах в высшей степени правдоподобно, что все ночные бомбардировки англичан в последние недели не нанесли никакого военного ущерба. Интересно, что у него на уме, когда он рассказывает подобные сказки. Джо Харш был поражен, когда впервые увидел, как он выступает, и рассказывал, что не мог глаз оторвать от его рук, жестикуляция, по его мнению, была блестящая.

До сих пор мне нигде еще не приходилось видеть так много генералов в расшитых золотом мундирах. Собранные в кучу, увешанные крестами и прочими наградами, они заполняли треть первого яруса. Часть этого шоу предназначалась им. Неожиданно прервав свое выступление на середине, Гитлер поступил как Наполеон, одним жестом руки (в данном случае нацистским приветствием) присвоил двенадцать фельдмаршальских званий, а так как у Геринга оно уже было, то для него, в виде особой чести, ввел звание рейхсмаршала. Забавно было наблюдать за Герингом. Приподняв свою тушу с председательского места, он повел себя как счастливый ребенок, разбирающий подарки в рождественское утро. (Ужасно только, что некоторые игрушки, в которые он играет, помимо электрической железной дороги на чердаке Карин-Холл, оказываются бомбардировщиками!) Во время выступления Гитлера Геринг сидел склонившись над столом и, мусоля карандаш, записывал крупными каракулями, текст своей краткой речи, которую он должен был произнести после Гитлера. Он грыз карандаш, хмурился и быстро писал, напоминая школьника, которому до конца урока надо сдать сочинение. Но одним ухом он внимательно слушает слова вождя, чтобы в нужный момент отложить карандаш и от всей души поаплодировать и одобрительно улыбнуться от уха до уха. Для него было два великих момента, и он реагировал на них с непосредственностью большого ребенка. Первый — когда Гитлер произвел двух его генералов в фельдмаршалы. Геринг просиял и с гордостью старшего брата улыбкой выразил свое одобрение и свою радость сидевшим на балконе генералам, хлопая в ладоши с изяществом Гаргантюа и указывая своими громадными лапами на новых фельдмаршалов так, словно представлял боксеров на ринге. Кульминационным был момент, когда Гитлер произвел его в рейхсмаршалы. Гитлер развернулся и вручил ему коробочку со всеми знаками отличия, которые полагается носить рейхсмаршалу. Геринг принял коробочку, и его мальчишеская гордость и радость были бы почти трогательны, не будь он закоренелым убийцей. Он не смог удержаться, чтобы не заглянуть тайком под крышку. А затем снова принялся грызть карандаш и писать свою речь. Я размышлял о его популярности (в стране он второй по популярности человек после Гитлера) и пришел к выводу, что причина ее в том, что всегда в подобных ситуациях он выглядит очень человечным, эдаким большим добродушным малым. (Но этот добрый малый в июне 1934 года сотнями ставил людей к стенке.)