Геннадий Левицкий - Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы

Что касается населения многочисленных Александрий, то древние историки довольно точно определяют его основной контингент.

У подножия горы было выбрано место для основания города, — описывает Курций Руф появление одной из них в предгорьях Гиндукуша. — 7 тысяч старейших македонцев и, кроме того, воины, уже негодные для военной службы, получили разрешение поселиться в новом городе. Жители назвали его также Александрией.

Юстин дает более конкретные сведения относительно населения Александрий: «В Бактрии и Согдиане Александр основал семь городов, расселив в них тех, кого он считал наиболее склонными к мятежу в своем войске».

Оппозиция царю в армии росла по мере того, как бесконечная война начинала терять всякий логический смысл; скопив гигантские богатства, воины все более неохотно шли за Александром навстречу новым опасностям. Им не хотелось умирать, ибо терять уже было что. Недаром Александр пытался заменить соплеменников уроженцами Персии и был беспощаден с недовольными. Однако он не мог бесконечно убивать всех недовольных, и тогда начали появляться небольшие поселки с громким названием «Александрия».

Здесь, в чужих краях, Александр оставлял тех, в ком больше не нуждался: израненных калек, отслуживших срок стариков и смутьянов. Большинство новых городов не имело никакого реального значения, многие Александрии были уничтожены восставшими туземцами сразу же после основания. Увы! Все заслуги Александра по градостроительной деятельности утопают в крови и дыму уничтоженных до основания Фив, погубленного центра мировой торговли — Тира, сожженной дотла столицы Азии — Персеполя и множества больших и малых городов.

В Средней Азии Александр наконец-то столкнулся с достойным противником, которого сам не ожидал встретить на задворках Персидской империи. Боги и судьба благоприятствовали Александру, пока он громил погрязшую в грехах Персиду, но отвернулись от царя, как только он обратился против ни в чем неповинной Согдианы. Удача долго колебалась: кому отдать пальму первенства.

Спитамен был столь же смел, как Александр, но не безрассуден. С македонским царем уже не было Пармениона и Филоты, а воевать пришлось не с безвольными, не выделяющимися большими способностями полководцами Дария, а с патриотом, защищавшим свою родину. И даже численное превосходство македонян не принесло Александру скорой победы. Колебания удачи дорого обошлись Александру: он получал удар за ударом, рану за раной; опасная борьба едва не стоила царю жизни и, несомненно, стала одной из причин, что Александр умер в расцвете лет.

А ведь Спитамен, который более двух лет сражался с Александром, мог стать его другом, и желал им быть. Но, как выразился один историк, рука, которая держит меч, не слишком пригодна для рукопожатий. Дело в том, что после падения Персидской державы Александру понадобился новый лозунг, дабы оправдать дальнейшую войну. Не долго думая, он объявил, что отправляется в поход с целью наказать Бесса. Довольно странный мотив для войны: идти через непроходимые горы и пустыни, чтобы уничтожить убийцу своего врага. Логику весьма трудно найти во многих действиях Александра, но здесь он преследовал вполне определенную цель. Царь македонян считал себя не только покорителем Персии, но и преемником Дария; он мечтал создать войско из новых подданных в противовес своенравным македонянам и, естественно, пытался понравиться персам. А чем больше заслужить уважение, как отомстив убийце их царя?

Вельможи Согдианы во главе со Спитаменом также были наслышаны о цели похода Александра; они надеялись, что когда Александр получит то, зачем пришел, он повернет обратно. Одиозного Бесса связали собственные вассалы и выдали Александру. Македонский царь сдержанно поблагодарил Спитамена, вдоволь поиздевался над пленником, затем казнил его с особой жестокостью и… пошел дальше. Он захватил крупнейший город Согдианы Мараканду (Самарканд) и достиг реки Сырдарьи — здесь заканчивались владения персидских царей. И тогда Спитамен в ответ на оккупацию родной Согдианы поднял восстание.

Победы над персидским колоссом на глиняных ногах вскружили голову Александру, но воинственные согдийцы довольно скоро сбили с него спесь. Однако никто не мог заставить Александра отказаться от самой тяжелой и самой бессмысленной войны, потому что он непобедим, он — бог, и все народы земли обязаны покориться сыну Зевса.

Еще на пути к Мараканде македоняне понесли ощутимые потери от действий партизан, которых Курций Руф именует разбойниками. «На македонцев, выступивших без строя для сбора фуража, напали варвары, спустившиеся с соседних гор, и больше людей захватили в плен, чем убили. Погнав впереди себя пленных, варвары снова ушли в горы. Этих разбойников насчитывалось 20 тысяч человек. Они были вооружены пращами и луками. Ведя осаду, сам царь сражался среди первых и был поражен в голень стрелой, наконечник которой засел в ране. Глубоко опечаленные этим, македонцы отнесли его в лагерь…»

Арриан пишет, что у Александра «насквозь было пробито бедро, стрела отколола часть кости».

Озлобленный Александр уничтожал все на своем пути. Он не стал даже залечивать рану, — неся своего царя на носилках, македоняне на четвертый день после неудачной битвы достигли Мараканды. Город им сдался, казалось, пришла пора проявить милость (вспоминается отец Александра, Филипп, лишившийся глаза во время осады Матоны, и тем не менее проявивший снисхождение к ее защитникам). Александр не таков; ему чуждо великодушие, он ничего не забывает и никому не прощает. Оставив в Мараканде гарнизон, он опустошает и сжигает ближайшие села, и тем возбуждает к себе еще большую ненависть согдийцев.

Осада следующего города — Кирополя — дорого обошлась македонянам, пострадал и Александр. Горожане заманили в ловушку 50 македонских всадников и всех перебили.

Курций Руф рассказывает:

Сначала царь решил пощадить этот город, основанный Киром. Ведь из всех царей этих племен его больше всего изумляли Кир и Семирамида, прославившиеся, как он считал, величием души и славными деяниями. Однако упорство горожан разгневало его. Поэтому он велел, взяв город, разграбить его и уничтожить.

Никакой другой город не выдерживал осады с большим упорством, к тому же под его стенами пали храбрейшие воины и сам царь оказался на краю гибели: один камень с такой силой поразил его в шею, что его глаза застлал туман и он упал, лишившись чувств; войско, конечно, стало его оплакивать, думая, что он погиб. Но будучи непобедимым в том, что устрашает остальных, он, не залечив раны, повел осаду с еще большим ожесточением, так как свойственный ему пыл разгорался от гнева.