Геннадий Левицкий - Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы

Но когда число врагов стало прибывать, удары в щит обрушились с огромной силой, камни уже пробили его шлем, и колени его подгибались, ослабев от непрерывного напряжения.

Однако когда стоявшие к нему ближе неосторожно, пренебрегая его силой, сделали на него нападение, он так ударил мечом двух из них, что они упали бездыханные у его ног. После этого ни у кого не было мужества подойти к нему ближе, стрелы и копья пускали в него издали.

Открытый для всех ударов, он уже с трудом защищал свое тело, когда один инд так пустил в него стрелу в два локтя длиной (именно такой длины, как раньше было сказано, были у индов стрелы), что, пронзив панцирь, она вонзилась ему несколько выше правого соска. Получив такую рану и потеряв много крови, он опустил щит, точно умирая, и до того ослаб, что не хватало у него силы, чтобы рукой вырвать стрелу. Поэтому ранивший его с торжеством бросился к нему, чтобы снять доспехи. Но как только царь почувствовал прикосновение чужой руки к своему телу, в нем, как я думаю, обострилось чувство возмущения и крайнего позора, он призвал свой слабеющий дух и вонзил кинжал в открытый бок врага. Вокруг царя лежали уже три трупа, остальные воины подались назад. Желая расстаться с жизнью в момент борьбы, пока в нем еще держалось дыхание, он пытался стать на ноги, опираясь на щит. Но у него не хватило на это сил, и, чтобы подняться, он хватался рукой за нависавшие над ним ветви; но так как и это ему не удавалось, он снова упал на колени, рукой вызывая врага, не осмелится ли кто с ним сразиться.

Казалось, еще несколько мгновений, и с величайшим завоевателем будет покончено. Но боги дали еще один шанс Александру. Боги надеялись, что после такой передряги гордец поймет, что напрасно причислял себя к небожителям, что избрал путь, который невозможно пройти до конца. Слишком дорого стоило раскаяние величайшего в мире убийцы, судьба была согласна подождать и остановила время за несколько мгновений до его смерти.

Наконец на помощь царю пришел Певкест, проложивший себе путь в другой части города, сбив защитников стены. Александр, увидев его и подумав, что он несет ему облегчение не жизни, а смерти, упал обессиленным телом на щит. Затем явился Тимей, немного позже Леоннат, за ними Аристон. А инды, узнав, что у них в городе царь, бросив остальных, сбежались к нему и теснили его защищавших. Из них Тимей, приняв много ран в грудь, геройски пал в славной битве. Певкест тоже был ранен дротиками, но не столько себя прикрывал щитом, сколько царя — своим телом; Леоннат, отражая сильно напиравших врагов, получил тяжелый удар в шею и упал к ногам царя. Уже и Певкест, истощенный ранами, опустил щит; последняя надежда была на Аристона. Но он тоже был тяжело ранен и не мог больше сдерживать такое множество врагов.

Между тем до македонцев дошла весть, что царь пал в бою. Других эта весть могла бы напугать, в них она разбудила мужество. Забыв о всякой опасности, они топорами пробили стену, через брешь ворвались в город и перебили много индов, обращавшихся перед ними в бегство и не решавшихся объединиться. Не было пощады ни старикам, ни женщинам, ни детям; кто бы им ни попадался, они считали, что именно он ранил царя.

Царя отнесли в палатку, и врачи прежде всего отрезали древко застрявшей в нем стрелы, не тронув острия. Затем, обнажив тело, они заметили, что у стрелы есть зубцы, и что ее можно вынуть, только если разрезом увеличить рану. При этом они опасались, что поток крови может помешать разрезу: стрела была большая и, как стало ясно, проникла во внутренние органы. Критобул, обладавший выдающимся искусством врача, в данном тяжелом случае боялся прикоснуться к ране, как бы при неудачной операции беда не обрушилась на его голову.

Царь взглянул на плачущего, охваченного крайней тревогой и почти лишившегося сил врача и сказал:

— Что же ты медлишь и не освободишь сейчас же от страданий меня, обреченного несомненно на смерть? Или ты боишься оказаться виновным в том, что я получил неизлечимую рану?

Тогда Критобул, справившись со своим страхом или скрыв его, начал убеждать царя, чтобы тот дал себя связать, пока он будет вынимать острие, ибо опасным может быть даже малейшее телодвижение. Царь же, сказав, что нет надобности его связывать, предоставил свое тело врачу и, как было ему указано, пролежал совершенно неподвижно. Итак, рана была расширена, и, когда вынуто было острие, кровь хлынула потоком. Силы покинули царя, в глазах у него потемнело, и он лежал, как мертвый. Тщетно врачи старались лекарствами унять кровь, и друзья, подумав, что царь умер, подняли громкий вопль и плач. Но кровь, наконец, остановилась, понемногу вернулось к царю сознание, и он начал узнавать окружающих.

Семь дней царь находился между жизнью и смертью. Этого времени оказалось достаточно, чтобы среди индийцев распространился слух о гибели Александра. Вся страна оказалась в огне восстаний.

Так как царь не покидал палатки, то и македоняне решили, что Александра уже нет в живых. Совсем недавно они отказывались сражаться и равнодушно взирали, как надоевший до смерти Александр в одиночку карабкался на стены вражеских городов. Теперь их отношение к царю переменилось.

Арриан повествует:

Сначала все солдаты рыдали, передавая друг другу этот слух. Когда плач утих, всеми овладело чувство растерянности и беспомощности: кто поведет войско? Останутся ли они в живых на своем пути домой, когда вокруг столько воинственных племен, готовых преградить им путь? Одни из них вовсе не покорились и готовы мужественно отстаивать свою свободу, а другие восстанут: Александра ведь бояться нечего. Реки, лежащие на их пути, показались им непереходимыми: без Александра все представлялось безвыходным и неодолимым.

Царь был слишком слаб, но растерянность и паника войска заставили его покинуть палатку. Увидев Александра, македоняне издали единодушный крик восторга; одни поднимали руки к небу и благодарили его, другие протягивали их к Александру, у многих текли невольные слезы.

Телохранители предложили с трудом передвигавшемуся Александру носилки, но тот потребовал коня. Восхищению воинов не было предела, казалось, они, наконец-то признали в Александре бога. По Арриану, «солдаты подходили к нему со всех сторон; касались его рук, обнимали колени, трогали самую одежду; некоторые только смотрели, стоя неподалеку, и уходили, благословляя его. Его осыпали лентами и цветами, которые есть в это время в Индии».

Если бы македоняне знали, каким путем их поведет Александр, сколько их останется лежать на дороге к дому, то не стали бы столь бурно радоваться, а, пожалуй, вошли бы в палатку и добили своего царя.