Дитер Хэгерманн - Карл Великий

Вторая, не менее утонченная рукопись, созданная в окружении Карла, указывает на тесную связь римского понтифика с королем франков. Это малоформатный так называемый Псалтыри Дагелайфа, также названный в честь его сочинителя. Судя по тексту посвящения, речь идет о подарке Карла Адриану I. Видимо, написанный лишь после смерти папы в 795 году, он попал не и Рим, а неизвестно какими путями оказался в руках салических франков. С середины XI века Псалтырь из собрания драгоценностей императора Генриха IV попал в собор Бремена, затем уже в XVII веке — в императорскую библиотеку в Вене. С тех пор драгоценный томик- одно из сокровищ Австрийской Национальной библиотеки, а роскошные таблицы из слоновой кости, самые ранние из сохранившихся шедевров каролингской резьбы по кости, находятся в Лувре. В эпоху позднего средневековья малоформатный Псалтырь в Бремене считался собственностью Карла Великого, относясь к числу почитаемых реликвий. И наконец, его считали даже молитвенником Святой Гильдегарды, скончавшейся в 783 году супруги Карла. Хотя стихотворное посвящение противоречит этому утверждению, указывая, что кодекс изначально предназначался для Адриана I, данная гипотеза не лишена основания. Дело в том, что в средние века Псалтырь считался книгой для чтения прежде всего дам, являясь основой всяческого обучения и образования.

Вдохновение, исходившее из Рима поздней античности и раннего средневековья на королевских заказчиков и художником исполнителей, было огромным. Именно Карл отличался интересом к образованию, любознательностью, тягой к проведению реформ и чрезвычайно развитым пониманием искусства, что притягивало к нему ученых и художников со всего света. Данное обстоятельство характеризовало Карла не как жаждущего власти политика и завоевателя, устремленного исключительно к получению добычи. Между тем в противовес историческим и искусствоведческим исследованиям по поводу немногих дошедших, по преданию, сокровищ, которые вообще можно увязывать с Карлом, термины «придворная школа» и «придворная академия следует употреблять весьма осторожно. Тем более что и в личном и хронологическом плане возможны всякие спекуляции о мастерских, объединениях и прочая. Такую же осторожность следует проявлять и в сфере зодчества, календарном датировании событий, компутистике (расчет торжественных дат и в первую очередь Пасхи), а также в энциклопедическом подходе, когда все вместе сосредоточилось на фигуре Карла, если нет достаточных на то оснований.

Если верить более позднему и не очень надежному источнику, то в начале осени 781 года, когда король как раз собирался перейти Альпы в северном направлении, в Вечный город из Баварии прибыло посольство. Оно, правда, мало или вообще ничего не добилось от папы, тем более что большинству эмиссаров Карл запретил появляться в Риме. Отправленное из Рима к герцогу Тассилону «смешанное» посольство (его состав отбирали вместе — Адриан I и король Карл) даже напомнило баварскому герцогу о том, что «он не должен забывать свои прежние клятвы, не должен действовать иначе по сравнению с тем, что под присягой обещал господину королю Пипину и королю Карлу с франками». Эта якобы первая присяга Тассилона, на соблюдении которой настаивают франкские дворовые хроники. Позже на процессе против баварского герцога ее даже истолковывали как вассальную присягу, якобы уже принесенную им королю Пипину и его сыновьям в Компьене в 757 году и подтвержденную на мощах святых государства франков. По мнению же более поздних по времени историков, это утверждение ошибочно и, наверное, характеризует трудные отношения баварского герцога с королем франков за десятилетия, прошедшие после возведения Пипина и Карла в королевское достоинство. Хотя в сороковые или пятидесятые годы источник «Право баварцев» подтверждал факт зависимости внешнего дуката от королевского правления франков (Меровингов!), тем не менее еще со времен герцога Теодона семейство Тассилона пользовалось как бы статусом автономии. Но, начиная с отца Тассилона — Одилона, баварские герцоги, и без того связанные родственными узами с семейством мажордомов, обрели статус, который придал им почти королевскую значимость благодаря господствующему положению церкви и председательству на заседаниях синода, благодаря учреждению монастырей и успехам миссионерства в юго-восточных регионах, а также родственным узам с преемником апостола Петра и не в последнюю очередь в результате брака Тассилона с дочерью короля лангобардов Дезидерия. Такое положение вещей отразилось также в терминологии — князь и господин. Укреплению этого статуса способствовала военная победа над карантанами в 771 году, которая в баварских источниках приравнивается к разрушению Карлом саксонского Ирминсула.

Из параллельного существования Баварского герцогства и королевства франков самое позднее с исчезновением королевства лангобардов в 774 году, по выражению Рудольфа Шиффера, родилось «секулярное противоречие», поскольку король длительное время был вынужден обеспечивать доступ к новому королевству и поэтому не мог да и не хотел терпеть самостоятельного положения своего кузена. Видимо, о традиционном завоевательном походе с разрушениями и выжженной землей на манер прежних аквитанских экспедиций с целью покорения новых регионов не могло быть и речи. Для смещения и политического устранения соперников требовались легальная видимость и юридическая аргументация даже тогда, когда равновесие франкского правления чувствовалось все явственнее на чаше соотношения сил.

Здесь воспоминание о первых шагах Тассилона может оказаться весьма полезным, а первоисходным моментом был Компьен. Едва достигший совершеннолетия после смерти своей матери Гильтруды в 754 году, Тассилон уступил воле дяди, сохранившего для него право наследования и преемства, несмотря на притязания Агилольфинга и брата короля — Грифона. Поэтому неудивительно, что в 756 году Тассилон стал участником первой кампании Пипина против королевства лангобардов. Если тогда и неопределенной ситуации после смерти Одилона баварская аристократия также склонялась к определенному сотрудничеству с франками, служившему прежде всего упрочению положения Тассилона, это было вполне логично. Однако изо всего этого не следует делать вывод о подчинении герцога и баварцев в контексте тогда еще мало привлекательного вассалитета, правда уже затронувшего первые шаги Тассилона. Он противоречил бы действительности, но уже в среднесрочной перспективе представляется крайне эффективной юридической схемой победоносной партии короля франков. Даже если после 756 года дело дошло до присяги Тассилона вместе с его аристократией, то в понимании баварцев это не означало понижение статуса, а в лучшем случае определяло кодекс поведения, включавший лояльность и исключавший {190} антифранкские действия, к примеру альянсы с врагами королей.