Дитер Хэгерманн - Карл Великий

Текстовую основу этого категоричного предписания так называемый собор Вербери (775 год) еще при отце Карла Пипине значительно смягчил, в результате чего смысловое разъяснение стало соответствовать широко распространенной потребности. Можно представить, сколько усилий потребовалось от христианских проповедников, чтобы объяснить неграмотным крестьянам, почему так много запретов в их труде пришлось на один день, а крестьянкам убедительно разъяснить, что их повседневный труд в доме и во дворе суть нечто непотребное! Чтобы в долине Везера заставить крестьян отказаться от сенокоса, который был для них привычным делом даже по воскресным дням, во второй половине IX века потребовалось бы настоящее чудо. Впрочем, текст с указанием на пахоту доказывает, что хлебопашество в те времена стало уже привычным делом. Равным образом корчевание с целью расширения посевных площадей является показателем демографического роста и расширения масштабов страны, в пользу чего говорят также предписания о единицах измерения, включая единицы веса.

В сколь малой степени заявленное христианское общество конца VIII века было привязано к его принципам и религиозному восприятию, говорят заключительные главы, посвященные условиям проповеди — одному из основных элементов евангели-зации: «…Чтобы проповедничество осуществлялось неизвращенным и достойным образом. Воздерживайтесь от того, чтобы выдумывать новое и неканоническое по смыслу и противное священным писаниям и проповедовать все это людям». Проповедовать следует, и это минимальное требование, извлечение из символа веры Никейского Вселенского собора, например Святая Троица, воплощение Христа из Святого Духа и Девы Марии во спасение рода человеческого, Воскресение Иисуса и Страшный суд, «как безбожников из-за связи с дьяволом бросают для сожжения в вечном огне, а праведники, уверовавшие во Христа и его святых ангелов, обретают жизнь вечную». Особого внимания заслуживает проповедь воскресения из мертвых, чтобы верили в то, что «в обретенной телесности им воздались плоды их заслуг». И последней пастырской поддержкой для проповедников является своего рода каталог пороков, как бы перечень тех «преступлений, которые, будучи совершенные в союзе с дьяволом, предполагают вечную пытку». Среди прочих это — распутство, расточительность, идолопоклонство (!), клевета, зависть, ссоры, гнев, пьянство и чревоугодие.

Эти весьма категоричные указания на содержание проповедей вновь обозначили существенное препятствие на пути еванге-лизации, четко и ясно затронутое в первой части «Общего увещания»: проблема недостаточной образованности священнослужителей, отсутствие школ и нехватка книг. Эти трудности усугублялись еще существованием так называемых собственных храмов. Речь шла о церквах состоятельных землевладельцев, которые создавали дома Божьи на территории собственных владений и подчиняли1 их своей власти, несмотря на то что храмы являлись особым видом собственности. Как правило, владелец такой церкви, чаще всего крупный землевладелец, поручал заниматься-священническим делом одному из своих работников, выбирая при этом далеко не самого подходящего. Он как бы исполнял обязанности епископа и по воле хозяина мог быть уволен. По сути дела, этот «назначенец» выполнял поручения хозяина в пределах владений последнего. Подготовленность и духовная направленность такого псевдоепископа мало кого волновала. Соответственно низким был и авторитет таких священнослужителей — он смыкался с уровнем малограмотных членов общины.

Чтобы снять напряженность этой острой проблемы, «Призыв» подталкивает тех, к кому обращен текст, готовить к священнической деятельности не только детей холопского происхождения, но и собирать вокруг себя детей вольных, чтобы устанавливать с ними тесные отношения. Необходимо создавать школы, где дети могли бы освоить чтение. Они должны разбираться в псалмах, церковных песнопениях, счете, грамматике (латинской) в классах, при монастырях и епископских резиденциях. Текст требует «очищать книги правильной веры, ибо желающие правильно молиться Богу из-за неочишенности книг делают это плохо». Здесь проявляется прямо-таки магическая вера в правильное слово, даже в правильную букву, почти изгоняющую дурное намерение и дающую убеждение молящемуся, и в духе формулы заклинания делается ставка исключительно на дословно точный текст как средство достижения успеха, как это происходит, например, в суде. Соответственно перепиской Евангелий, псалмов и требников должны заниматься не ученики, а зрелые, опытные мужи.

Здесь особо ощущается влияние Алкуина, ведь еще будучи аббатом монастыря Сен-Мартина в Туре после 796 года он велел прикрепить на двери канцелярии своей обители следующее предписание: «Здесь место тех, кто занят перепиской Священного Писания. Им надлежит остерегаться любого легкомысленного слова, из-за которого может дрогнуть рука. Они должны стремиться к созданию безошибочных книг, водя своим спешащим пером в правильном направлении».

Забота о правильном тексте, которую нельзя смешивать с филологической акрибией, и соответствующее преподавание в школах объявляется задачей государственной важности как предпосылка правильного распространения веры, что, в свою очередь, создает нравственный фундамент общества. Эту миссию в значительной мере выполняли монастыри и соборные школы масштаба Корби, Тур, Сен-Галлен и Фульда, а также Кёльн, Зальцбург или Реймс. Они развивали активную деятельность, не ограничившуюся воспроизведением основных текстов христианской веры.

Из поколения в поколение стали передавать исполненную все более утонченным латинским слогом патриотическую и античную литературу, которая, в свою очередь, тоже вошла составной частью в школьное образование. Став классической по тогдашним канонам, она получила немалое распространение, охватив в том числе аристократический светский мир. Свидетелем этой тенденции можно считать самого биографа Эйнхарда. Он, не стремясь к духовной карьере, прошел курс обучения в монастыре Фульда. Благодаря полученному образованию начиная с 796 года занял место Алкуина при дворе Карла. В последующем поколении заставил заговорить о себе маркграф Эберхард, завещавший в 867 году огромную библиотеку. Нельзя не вспомнить аристократку Джуду, в период 841–843 годов составившую как бы памятку правил поведения для своего сына. Основы этой реформы образования, включавшей также орфографию и правильное письмо, были заложены в восьмидесятые годы весьма неспокойного и бурного VIII века.

К «Общему увещанию» имеет отношение еще одно послание от имени короля и «римского патриция». Речь идет об известном циркуляре, адресованном аббату Фульды Баугульфу. Документ цитируется как послание «Dе litteris colendis», обращенное к духовным структурам, связанным с аббатством Винфрида-Бонифация. Это летописное свидетельство предваряет следующий девиз: «Разумеется, лучше творить добро, чем просто быть носителем знания, тем не менее знание предшествует действию». Говоря конкретно, Карла возмущают ошибки в латыни, которые искажают сведения, поступающие к нему из монастырей. «Нам хорошо известно, сколь опасны орфографические ошибки, но еще большую опасность таят в себе ошибки смысловые. Поэтому мы призываем вас не игнорировать изучение письма, а, наоборот, активизировать его, чтобы легче и точнее постигать тайны священных языков». В целях осознания подлинного смысла необходимо постигать риторические фигуры и тропы в соответствующих текстах. «Для этого выбирайте мужей, имеющих желание и стремление учиться и учить других. Только на такой основе может произрастать одна премудрость для всех с благодарностью к Богу и с радостью в сердце. Форма и содержание нерасторжимо связаны друг с другом. Тексты, страдающие языковыми и орфографическими изъянами, не в состоянии быть на высоте богоугодных требований. Необходимость в этом как в инструменте оживления зашедшего в тупик изучения cвободных наук» — так высказывается король еще в одном циркуляре, датируемом между 783 и 786 годами. И это с единой целью — внести поправки в книги Ветхого и Нового Завета.