У. Мор - «Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941

Днем солнце опаляло нас со всей доступной ему тропической силой. Наша просоленная и высушенная одежда стала жесткой, терлась о кожу и вызывала появление крайне болезненных воспалений. Даже незначительные царапины под воздействием солнца и соленых брызг доставляли множество неприятных ощущений. Губы трескались, глаза опухали и слезились. Деревянные части лодок раскалялись на солнце, так что их было опасно даже трогать, а уж лежать на них было сущим несчастьем. Я был одним из немногих счастливых обладателей ботинок, чем вызывал постоянную зависть окружающих, которым приходилось отрывать лоскутки одежды и сооружать нечто вроде портянок, чтобы предохранить босые ступни от ожогов при ходьбе по обжигающей обшивке.

А по ночам мы ужасно мерзли. Клацая зубами и хлопая себя по рукам и ногам, мы прижимались друг к другу в поисках тепла. Заснуть удавалось нечасто, но это было даже хорошо, поскольку у периода благодатного забытья был слишком уж неприятный конец. Проснувшись, ты чувствовал себя заключенным в холодильной камере и начинал отчаянно завидовать раненым, находившимся хотя и в стесненных условиях внутренних помещений U-126, зато в тепле. Трех дней такой жизни мне вполне хватило, чтобы почувствовать себя абсолютно несчастным. То же самое касалось и остальных. Нет, мы не испытывали слишком уж сильных мучений, да и лишения, которым подвергались, строго говоря, не были нестерпимыми. Если сравнивать с испытаниями, которым подвергались другие команды потопленных судов в этих водах, наши страдания и страданиями-то назвать было нельзя — так, легкие неприятности. А во многих отношениях нам просто фантастически повезло. Мы потеряли десять человек убитыми, но, если учесть ярость обстрела, которому нас подверг «Девоншир», эта цифра была на удивление низкой. Нам каждый день сообщали о состоянии раненых, которые с каждым днем чувствовали себя лучше. Да и нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что мы находились в обстановке относительного психологического комфорта, то есть были избавлены от необходимости каждую минуту слушать стоны людей, которым ничем не могли помочь.

Семьдесят шесть часов, которые показались годами, продолжалось наше путешествие в Бразилию, которая становилась только дальше, и даже ее светлый образ в наших сердцах изрядно потускнел. Мы еще по инерции болтали о черноглазых сеньоритах и теплых пляжах, но с каждым часом шутки становились все более вымученными и тяжеловесными, и даже доллары в качестве стелек моих ботинок уже перестали быть мишенью для остряков. Счастливая звезда «Атлантиса» продолжала нам светить. Прибыла помощь. На призыв подлодки откликнулось судно, увидев которое мы с трудом поверили своим глазам. Мы, конечно, знали, что просьба о помощи отправилась в эфир. Но в море случается всякое. Но вот он, перед нашими глазами — 3660-тонный «Питон», занимавшийся передачей топлива немецким субмаринам.

Мы подошли к борту. Матросы «Питона» приветствовали нас, перевесившись через поручни. Невозможно описать чувство облегчения, которое мы испытали, ступив на палубу этого судна.

— Ну, наконец-то добрались, — обрадованно сообщил кто-то за моей спиной.

— Здесь ты сможешь как следует отдохнуть, Франц, — вторил ему другой голос.

А Рогге, хотя и был одет несоответствующим образом — в офицерской фуражке и кителе, легких парусиновых туфлях и шортах, — вел себя с большим достоинством. Оказавшись на палубе, он вытянулся, отдал честь и проговорил:

— Докладываю о прибытии капитана и команды вспомогательного крейсера «Атлантис» на борт «Питона», господин капитан.

Рогге есть Рогге! Хладнокровный, безупречно вежливый профессиональный военно-морской офицер остается таковым в любой обстановке!

— Добро пожаловать на борт, — сказал капитан «Питона».

Вот и кончились наши мытарства. По крайней мере, мы так думали.

На «Питоне» нас приняли с большой сердечностью и гостеприимством, и я с двумя другими офицерами получил в свое распоряжение каюту. Ну разве не роскошь?

Когда же мы начали подъем на борт массивных вельботов, команда «Питона», в основном состоявшая из зеленых новичков, выразила недоумение.

— Зачем таскать это за собой? — удивился один из юных матросов.

— Потому что, сынок, — ответствовал умудренный жизненным опытом старшина, — никогда не знаешь, когда они понадобятся.

На протяжении следующих дней у меня было много свободного времени, чтобы обдумать последние события и гибель судна. Сейчас, когда спала лихорадка, владевшая нами во время обстрела, я мог взглянуть на все происшедшее спокойно и объективно, правильно оценить влияние отдельных факторов на наше поражение.

Основным, как мне представлялось, был вопрос о невмешательстве в бой молодого подводника, волею судьбы ставшего командиром U-126. На самом деле «Девоншир», постоянно маневрируя на скорости от 25 до 30 узлов, практически не оставлял возможности для торпедной атаки. К тому же крейсер все время держался на значительном удалении от рейдера. Если бы «Девоншир» приблизился, он подвергся бы с нашей стороны столь же «грубому» обращению, как «Сидней» в столкновении с нашим коллегой-рейдером «Кормораном». [41] 19 ноября 1941 г. «Сидней» патрулировал прибрежные воды Западной Австралии и повстречался с «Кормораном», выдававшим себя за голландского «купца». Крейсер приблизился на расстояние 1000 метров и был расстрелян в упор. Вся команда крейсера погибла. «Корморан» тоже затонул. Его команда покинула судно и сдалась в плен. А если бы британский крейсер оставался на сцене еще некоторое время, полагаю, U-126 обязательно воспользовалась бы шансом.

Мы не таили злобу против «Девоншира». Более того, я в глубине души сочувствовал его капитану, которому пришлось принимать крайне тяжелое решение. Как следовало из документов адмиралтейства, которые я прочитал позднее, он был уверен, что на борту «Атлантиса» находятся британские пленные.

В действительности в момент столкновения с «Девонширом» у нас на борту находился только один пленный. Остальные были незадолго до этого переведены на борт судна снабжения. Исключение составил Фрэнк Виковари, тяжело раненный во время инцидента с «Замзамом». Мы решили, что в его интересах необходимо продолжить лечение в нашем корабельном госпитале. Виковари первого посадили в спасательную шлюпку, когда команда начала покидать корабль, и он благополучно пережил все превратности долгой дороги домой.

На пятый день нашего пребывания на борту «Питона» был получен приказ о проведении очередной операции по передаче топлива подводным лодкам на полпути между пунктами Роза и Одуванчик.

— Будем надеяться, — заметил Фелер, — что на этот раз нам повезет больше. Не зря же старики утверждают, что снаряд не падает дважды в одно и то же место.