Фрэнк Заппа - Настоящая книжка Фрэнка Заппы

Все это причиняло ребятам ощутимое неудобство, поскольку они были страшно увлечены Мужественным Искусством Горючего Пердежа, в котором совершенствовались постоянно, изобретая новые технические приемы. Кении объяснил мне, что все это чистая наука — наглядная демонстрация (подлинная цитата) «сжатия, воспламенения, сгорания и выхлопа».

Не помню, как звали мамашу, но она была милой, трудолюбивой дамой и вносила свою долю в квартирную плату, работая официанткой в Онтарио, в заведении под названием «Кафе Эда».

Ронни ходил в среднюю школу в Чьюла-Виста, пригороде Сан-Диего, но уже во втором классе бросил. В школе он зарабатывал на карманные расходы, продавая одноклассникам домашнее «изюмное вино».

Это отвратное пойло готовилось из дрожжей, изюма, сахара и воды — потом его еще ставили на крышу старого дома бродить на солнце (минимум на пару дней) в банках для консервирования. (Если захотите приготовить сами, не забудьте, что, как объяснил однажды Ронни: «Нужно дождаться, пока изюм не разбухнет примерно до размеров оленьих какашек…»)

Все это кончилось большими неприятностями, когда Ронни, стремясь повысить октановое число своего продукта, соорудил на заднем дворе дистиллятор и тот взорвался.

Будучи профессионалом во всем, он составлял толстую книгу «рецептов» новых замечательных напитков. Книгу он назвал «МАЧА». Когда он стал мне доверять и решился показать свой шедевр, я спросил: «Почему ты назвал книгу "МАЧА"?»

Сглотнув какую-то мокроту, он сказал: «Потому как это мне напоминает «мафию» — хо-хо…»

После взрыва семья переехала в Онтарио, Калифорния. Кении за что-то арестовали (не знаю, за что) и отправили в «исправительное заведение». В интервью на пленке он говорит об этом так: «Когда я учился в пансионе…»

Итак, когда Кении «учился в пансионе», Ронни со своим приятелем Дуайтом Бементом (впоследствии тенор-саксофонистом у Гэри Пакетта и в группе «Юнион Гэп») частенько оставались в доме совсем одни. Родители работали, а ребята, обретя свой «Потерянный Рай», целыми днями резались в покер у Ронни в спальне.

Во время карточных игр (трудно сказать, как именно это началось) они затеяли состязание по «размазыванию соплей и козявок» на оконном стекле у кровати. В конце концов окно сделалось абсолютно светонепроницаемым. В один прекрасный день мамаша заглянула в комнату и закатила истерику, потребовав сию минуту убрать этот иней. По словам Ронни, «пришлось соскабливать всю эту гнусь моющим средством «Аякс» и ножом для замазки».

В конце концов Кении вернулся из «пансиона». Почему-то он не пожелал жить в доме и поселился в гараже — вместе с Мотором (еще до того как Мотор переехал ко мне).

Стояла зима, и, поскольку в гараже туалета не было, не желая бросать вызов стихии, они еженощно облегчались в мамашины банки для консервирования, что рядами стояли вдоль стены в ожидании домашних фруктов будущего сезона.

Надо сказать, Ронни был отнюдь не единственным в семье картежником — Кении тоже любил поиграть, — и в холодные зимние ночи Кении с Мотором порой приглашали к себе на партию-другую соседских любителей поразвлечься. Рано или поздно пиво срабатывало и все устремлялись к банкам.

Банки не выбрасывались — их хранили в качестве «трофеев».

После множества карточных партий запас банок подошел к концу. Решение проблемы материализовалось в виде большого глиняного кувшина (вроде того, в котором под неусыпным наблюдением Ронни разбухал изюм).

Содержимое всех трофейных банок было торжественно перелито в кувшин — дабы выяснить, сколько мочи набралось в гараже. («Вот это да! Ты глянь! Мы и вправду много ссым! Господи боже мой, да тут целое море ссак! Хо-хо-хо…»)

В конце концов Кении вновь переселился в дом, а Мотор переехал ко мне. Однажды, спустя несколько месяцев, Мотор навестил Кении и, ради старых времен, заглянул в кувшин в гараже. Они сняли с кувшина доску и обнаружили, что в моче зародилась жизнь — там плавали «существа», отдаленно напоминавшие головастиков.

Кении выудил одного и швырнул на верстак. У существа имелись хвост и голова размером, как поведал Кении, «примерно с ноготь на мизинце — белая с черной точкой в середине…».

Мотор проткнул существо гвоздем, и «оттуда полилась какая-то прозрачная дрянь». Гордые своим научным открытием, они известили о нем Динка. Озадаченный торговец мебелью велел им «вылить этот треклятый кувшин в сортир!», что они и сделали, — и по сей день, народ, где-то в недрах канализационной системы Онтарио с бульканьем размножаются мерзкие студенистые твари, ожидающие, когда наступит их черед в «непрерывной ротации» на «Эм-Ти-Ви».

В конце концов компания «МГМ» совершила «невинную ошибку»: она не продлила контракт. Забыла прислать нам бумажку: «Мы возобновляем наши отношения и продлеваем срок действия контракта… мы по-прежнему хотим, чтобы вы записывали для нас пластинки».

Воспользовавшись этим обстоятельством, мы заключили соглашение о «смене фирмы». В структуре компании «МГМ» была создана полунезависимая фирма «Бизар-продакшнз», так что «Путешествие с Рубеном и Ракетами» и «Помешательство на Матерях» выпустила фирма «Бизар/Верв» как отделение «МГМ».

Когда вышло «Путешествие с Рубеном и Ракетами», в прессе появилось много чепухи о том, как «народ одурачили». Я слыхал про одного диск-жокея из Филли: тот крутил пластинку как бешеный, пока не выяснил, что это запись «Матерей», после чего тут же снял ее с эфира. На самом-то деле все знали, что это «Матери всех изобретений», поскольку на конверте значилось: «Не записаны ли на этой пластинке, только под другим названием, "Матери всех изобретений", готовые костьми лечь, лишь бы пробить свою непотребную музыку на радио?»

Этот альбом я задумал сделать в духе сочинений неоклассического периода Стравинского. Если он мог взять формы и штампы классической эпохи и извратить их, почему бы не сделать то же самое с правилами «ду-уопа» пятидесятых?

Слушатель вообще-то не догадался бы, что, к примеру, «Заткни щели» — самая настоящая песня пятидесятых. С точки зрения тембра она, конечно, примитивна (из-за вокальных партий) — однако таких аккордов в подлинном «ду-уопе» не было никогда.

Песни того периода ограничивались одним из трех стереотипов/оттенков: I–VI–IV–V («Земной ангел»), I–II–I-II («Полуночник») и I–IV–V («Луи-Луи»). Крайне редко слышишь аккорд III или бемольный аккорд VII — либо переход из I в бемольный VII. В пятидесятых найдется всего несколько примеров подобных гармонических отклонений, и лучшее — «Этот рай» «Дональда Вудза и Бел-Эйре» на фирме «Флип», а потому наши аккордные секвенции никак нельзя отнести к той же традиции.