Овидий Горчаков - Прыжок через фронт

«ТАДЕК»: «15 мая 1944 года. Что-то пронюхал немецкий истребитель — все время кружился над нашим районом. Много хлопот было у нас с сигнальными кострами. Полагалось тушить костры, когда летал этот истребитель, и снова зажигать, когда он улетал, чтобы сигнализировать нашим самолетам. Такая игра в кошки-мышки продолжалась с полчаса. Сожгли все дрова, особенно распалку. Наконец истребитель улетел. И вот, к нашей великой радости, два самолета «У-2» приземлились на аэродроме. «Янек» был так обрадован, что не разрешал никому приблизиться к самолетам, опасаясь саботажа. Я предложил лететь согласно партийной принадлежности: по одному пэпээсовцу и одному пэпээровцу — «Марек» с «Янеком» и я с «Казеком».

Наконец улетели. Наша дорога в Сарны должна был равняться тридцати минутам, а равнялась полутора часам, так как на пути оказалось много препятствий. Нас обстреляла противовоздушная артиллерия. Наши самолеты долго кружились, то поднимаясь на большие высоты, то низко спускаясь. Перед глазами то и дело сверкали красные светляки, точно направленные на самолет Наконец — Сарны! Посадка. Освобождение. Командир авиационной части принимает нас у себя в части очень сердечно. Знакомимся с майором из Москвы, который командовал нашей переправой. Долго там мы не задерживались. Садимся на три самолета «У-2» и летим в штаб 1-го Белорусского фронта…»

«МАРЕК»: «И наконец — всем нам памятная и радостная минута приземления первого самолета, потом второго… Какая это была радость. Помню душевное прощание с партизанами… Перелетая линию фронта, наши, летчики маневрировали то вверх, то вниз, то вправо, та влево. Нас порядком мутило от такой карусели… Шестнадцатого мая, ровно через два месяца после прощания с Варшавой, мы были в Москве…»

«КАЗЕК»: «Кажется, я больше всего беспокоился за документы ЦК ППР, которые мы везли с собой. Среди них было важное письмо. Помню, оно было написана очень выразительным, ровным, хотя и мелким почерком. И, конечно, зелеными чернилами…»

Как-то после очередного жаркого боя с эсэсовцами, когда каплуновцам пришлось похоронить несколько боевых товарищей в болотистой почве Михеровского леса, Тамара установила рацию и, настроившись на Москву, сняла вдруг один наушник, сунула его мне. Москва передавала сообщение Президиума Союза Польских патриотов. «На днях, — услышали мы голос Юрия Левитана, — прибыли в Москву из оккупированной немцами Польши уполномоченные Крайовой Рады Народовой…»

Тамара и я молча пожали друг другу руки: задание выполнено! А Левитан говорил дальше о том, что Крайова Рада Народова объединяет все польские «партизанские группы, вооруженные отряды и военные формации, порющиеся с оккупантами, в единую народную армию», что «уполномоченные Крайовой Рады Народовой прибыли в Москву, во-первых, для ознакомления с деятельностью Союза польских патриотов в СССР и состоянием 1-й Польской армии, во-вторых, для установления связи с союзными правительствами, в том числе и с правительством СССР».

— Сейчас… сейчас скажут, — взволнованно проговорила всегда невозмутимая Тамара, — сейчас назовут их!..

Но тут Юрий Левитан нас сильно разочаровал. «По понятным причинам… — все тем же приподнято-торжественным голосом объявил он в конце сообщения, — имена прибывших уполномоченных не могут быть опубликованы в настоящее время».

— Но ведь дело не в фамилиях! — успокаивал я Тамару.

Комбриг Каплун был даже разочарован. Польских руководителей и он знал лишь по подпольным псевдонимам: «Марек», «Тадек», «Янек», «Казек»…

Новость, прилетевшая к нам через линию фронта из Москвы, быстро облетела всех партизан в бригаде. Особенно ликовали поляки — их было немало у Каплуна, и все они были такими же отважными партизанами, как и их русские, белорусские и украинские братья. Эта славная бригада была многонациональной по вполне понятной причине: она действовала на стыке Белоруссии, Украины и братской Польши. Среди ее бойцов и командиров было немало закаленных революционеров-коммунистов Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии.

Еще через несколько дней мы услышали поздно вечером по радио, по Тамариному «Северку», что представители польского народа встретились с советскими руководителями в столице СССР, в Кремле. После передачи последних известий мы с новым чувством услышали бой часов Кремлевской башни, гудки машин на Красной площади.

Хотя одураченный группенфюрер СС Герберт Гилле продолжал беспокоить нас, посылая в лес «викингов» и сжигая наши шалаши, Тамара ежедневно ловила Москву и держала нас в курсе пребывания «наших» поляков на Большой земле. Все каплуновцы знали о том, как радушно встретили их в Сумах и на фронте офицеры и солдаты частей Первой Польской Армии, которую они инспектировали с 25 мая по 10 июня 1944 года. Мы услышали декрет Крайовой Рады Народовой о создании Польского комитета национального освобождения и о соглашении, подписанном между этим комитетом и правительством Советского Союза.

Уполномоченные польского движения Сопротивления организовали снабжение с Большой земли польских партизанских отрядов и подпольных организаций, открыв тем самым новый этап в героической и пламенной борьбе польского народа против немецких захватчиков.

Еще раз вернемся к нашим польским побратимам.

«МАРЕК»: «На следующий день (17 мая) мы встретились с представителями Союза польских патриотов Войска Польского, а также с советскими руководителями. Начались переговоры, результаты и полезность которых подтвердила и навсегда запечатлела история».

«КАЗЕК»: «Остальное — история. С прифронтового аэродрома в Москву летели на «Дугласе» в сопровождении майора Савельева. В Кремль к Сталину нас четверых вез генерал Георгий Жуков, который при ближайшем знакомстве оказался лишь тезкой и однофамильцем прославленного маршала».

Да, остальное — история. И встречи в Кремле, и поездки на фронт в Войско Польское, и переговоры с послом США в Москве Гарриманом и послом Великобритании Кларком Керром, с послом Чехословакии Фирлингером, с представителями Югославии. Крайова Рада Народова готовилась принять участие в образовании первого народного правительства Польши… Один из участников незабываемой эстафеты боевого братства станет премьер-министром Польской Народной Республики, другой — сначала министром обороны, а затем председателем Государственного совета, третий — министром финансов, четвертый — послом во многих столицах мира, заместителем министра иностранных дел ПНР…1 (1 Через годы и десятилетия переброска делегации КРН через линию фронта будет привлекать к себе пристальное внимание историков. Многими изданиями вышла в ПНР книга профессора Влодимежа Т. Ковальского «Дипломатическая борьба вокруг места Польши в Европе (1939–1945)». В. Т. Ковальский отмечает, что первая беседа делегации КРН в Кремле имела место 19 мая 1944 года, а дальнейшие встречи состоялись 22 мая, 22 и 28 июня, 15, 17, 19, 21, 24 и 26 июля того же года. На первом же совещании делегация КРН заявила И. В. Сталину, что польское правительство в Лондоне не является представителем народа Польши, что подлинным представителем его является Крайова Рада Народова. Делегаты просили И. В. Сталина помочь Армии Людовой оружием. «Сколько?» — спросил Сталин. «Отвечаем, — вспоминал потом Э. Осубка-Моравский, — с замиранием сердца: 20 000 автоматов». «Дайте им 50 000», — ответил Сталин». И так было со всеми видами оружия. Делегация КРН побывала в Войске Польском, вела переговоры с Союзом польских патриотов. 20 июля 1944 года был создан Польский комитет национального освобождения, во главе которого стал Э. Осубка-Моравский — «Тадек». Его заместителями были избраны Ванда Василевская и Анджей Витое. 22 июля этот комитет опубликовал в Хелме «Манифест к польскому народу».