Игорь Шелест - С крыла на крыло

Прошло месяца два, и о странном визите совсем позабыли.

Р готовили в полет, предварительно сделали несколько пробных рулежек и небольшой подлет. Все как будто исправно.

Наступил торжественный момент. Гринчик опробовал мотор, набрал полную грудь воздуха, выпустил его (он любил так делать) и, взглянув вправо, влево, еще раз пробежал глазами по всем стрелкам приборов, затем привычным жестом развел руки в стороны: "Убрать колодки!"

По традиции при вылете опытного самолета другие полеты на время прекращались. Все летчики, инженеры, техники, все, имевшие непосредственное отношение к летным делам, высыпали смотреть.

Гринчик вырулил на старт. Самолет, помедлив немного, начал разбег. Трехколеска устойчиво и долго мчалась по бетону, наконец переднее колесо ее поднялось, и, пробежав еще изрядное расстояние, самолет тяжело оторвался.

Дальше все напоминало как две капли воды полет на С-1. Так же Гринчик пронесся низко над оградой, так что у всех дух захватило, затем, почти не набирая высоты над лугами за аэродромом, долго не разворачивался.

Временами он почти скрывался из глаз, летел на высоте отдельных холмов, иногда терялся на фоне далекого леса. Пока длился этот напряженный полет, все возбужденно его комментировали.

- Вон, вон... ниже, еще ниже, не там ищешь!

- Крадется, крадется... ни черта не тянет!

- Должно быть, перегрелся мотор, не идет вверх, да и только...

- Куда там! Дотянул бы до дому.

Самолет вошел в разворот, скрылся за ближним селом, некоторое время его не было видно, затем показался - он шел крадучись и вскоре приземлился на аэродроме. Все облегченно вздохнули.

Этот первый и последний полет решил судьбу машины.

Тут вспомнилось посещение знаменитого конструктора, его "зловещий наговор". Предсказал! И с какой точностью, черт возьми!

Разумеется, это случилось не в результате каких-то предчувствий - "колдовство" конструктора заключалось в его необыкновенном таланте, огромном, ничем не заменимом опыте, подкрепленном академическими знаниями. Ему удалось заметить то, чего не видели многие. Виновницей и здесь оказалась аэродинамика. Молодым конструктором были допущены промахи. Они поглотили задуманное - все хорошее и большое. Так бывает, когда действуют без достаточного кругозора. Понятно, трехколесное шасси тут было ни при чем.

Летчик-испытатель и инженер Марк Лазаревич Галлай умело сочетает данные ему природой незаурядный ум, сознательную мужественность и оптимизм. Ему легко удавалось быть остроумным шутником в летной комнате и вдумчиво-серьезным, глубоко сосредоточенным в полете.

Знания, полученные в Ленинградском институте ГВФ, Галлай старался как можно плодотворнее применить в летном эксперименте, внести в каждый полет большую осмысленность, получить от секундных крох нового явления побольше истины. Ему удавалось познать в полете значительно больше, чем предусматривалось в задании.

Забегая вперед, к середине 1943 года, хочу привести характерный пример его работы. В перерыве между боевыми полетами на Пе-8 Галлай прилетел на один завод для облета машин ЛА-5 ФН и опытной ЛА-5 М-71. На каждом из этих самолетов Марк Лазаревич сделал по одному полету, минут по 25-30. А результат был удивительный. Испытатель написал подробный отчет о самолетах; особенно основательно оценивалась новая машина с двойной восемнадцатицилиндровой звездой (М-71). Огромный лоб мощного мотора сильно изменил аэродинамику ЛА-5. У этой машины появились некоторые достоинства, но и недостатки оказались изрядными.

В конце сорокового года Галлай уже провел ряд видных работ как испытатель. Особенно важной была крупная работа на СБ по исследованию критической скорости флаттера. К штурму этого мрачного явления в авиации ученые и летчики приступили уже давно, и из года в год исследователи накапливали опыт и знания.

Иногда опыт этот достигался ценой жизни испытателей. Некоторым летчикам удалось выбраться из флаттера, потеряв машину. Это были Сергей Анохин, Александр Чернавский и Федор Ежов.

И вот один из немногих, кто видел совсем рядом "костлявую с косой" и кому удалось с большим трудом удержать самолет на грани, "не разделать" его на составные элементы и благодаря этому приземлиться, был молодой летчик-испытатель, инженер Марк Галлай. Сейчас трудно переоценить, как дороги были тогда для авиации эти, быть может последние, окончательные данные, полученные полноценными записями приборов, а не в виде обрывков лент, разбросанных по полю и гонимых ветром над обломками самолета [7] Этот уникальный летный эксперимент подробно описан в книге М. Л. Галлая «Через невидимые барьеры». .

Марк интересовался планеризмом, знал о всех рекордных полетах, проявлял большую симпатию к планеристам и, как потом выяснилось, в период студенчества сам с увлечением подлетывал на планерах.

- Я тоже слегка прикоснулся к парению, - сказал он как-то мне еще перед войной, - но, конечно, планеристом-спортсменом считать себя не могу. Вероятно, надолго сохраню впечатление от первого полета на планере. Это было в Пулкове под Ленинградом. При институте имелась планерная школа, и в свободное время мы учились летать. - Галлай помолчал и добавил: - Потом увлекла большая авиация.

- С планеризмом на этом было покончено? - спросил я.

- Не совсем. Были попытки приобщиться к парению с Борисом Киммельманом [8] Борис Киммельман — известный в свое время планерист, паритель, рекордсмен. Погиб перед войной при разрушении планера в воздухе. ... Чудесно!.. С восторгом стал бы парить, да руки не доходят, далеко все это.

Через несколько лет после этого разговора нам пришлось поработать вместе на планерном поприще. То были планеры совсем иные - трофейные ракетные самолеты МЕ-163, испытываемые в планерном варианте.

Еще задолго до начала работы на бетоне перед ангарами готовят к полету маленький серебряный биплан-истребитель И-153 - "Чайку", конструкции Николая Николаевича Поликарпова.

Яростно ревет мотор. Самолет весь вздрагивает, трепещет, кажется, он вот-вот перескочит через колодки, но они предусмотрительно вклинены зубьями в расщелину бетона.

Механик Николай Васильевич Авданкин сидит в кабине. Его голова в кепке козырьком назад почти не видна. Пригнувшись, он сосредоточенно смотрит на приборы, напряженно вслушивается в работу двигателя.

Мы вдвоем с инженером стоим у крыла. Разговаривать нельзя. Слушаем мотор и ждем - для Сагинова это пытка! Все мышцы этого человека, его конечности, голова, мысли - в постоянном стремлении двигаться. Он маленького роста, худой, быстрый и неугомонный - таков мой новый ведущий, инженер Вартан Никитович Сагинов.