Максим Капитановский - Во всём виноваты «Битлз»

— Друг, порскни мне чуть-чуть — жена послала, — сказал он сиплым голосом, подавая майонезную баночку.

Я не сразу сообразил, что он имеет в виду бензин: меня сначала-то сбили с толку слово «порскни» и майонезная баночка, но всё же джинсы расстегнуть я еще не успел.

Что ж, мне не жалко. Отжал рычаг, остановил струйку, перенес шланг в баночку и нажал снова.

Наверное, все насосы окрестных бензоколонок подключились в эту секунду к моему шлангу, потому что напор был такой, что меня окатило с ног до головы. Бензин попал в глаза, в рот, в нос, на одежду. Даже если бы я часа полтора нырял и плавал в чистом бензине, то не вымок бы сильнее. Единственное место, куда бензин не попал, так это в баночку.

Во рту стоял отвратительный привкус, глаза я просто не мог открыть: их жгло как огнем. Если бы наши нефтеперерабатывающие заводы делали более чистый бензин, хотя бы как дешёвый заграничный, мне бы так глаза не резало. Так что ко всем и без того болезненным и неприятным ощущениям у меня примешивалась за державу обида, поэтому я печально растопырился в полном отчаянии и со стороны, наверное, представлял собой жалкое зрелище.

Всё-таки наш народ в глубине души самый отзывчивый и сердобольный в мире. Почти никто не остался в стороне от моей беды: одни повыскакивали из машин и окружили меня, другие хохотали прямо из окон автомобилей — сволочи.

Только развесёлые путаны из красной «пятёрки» предприняли какие-то пусть и примитивные, но реальные действия: одна сунула мне в рот коричневую сигаретку, а другая все чиркала зажигалкой, которая почему-то не зажглась. Зажигалка была, правда, иностранная, но заправлена, видимо, советским газом, пропади оно всё пропадом.

Наконец из здания заправки вышла тётка с тряпкой (на ощупь — половой) и протерла мне гляделки так, что я смог увидеть свою избавительницу. Ничего особенно хорошего она собой не представляла.

— Да сплюнь ты его, сплюнь — чего во рту держать? — говорила тетка, угадав мое подспудное желание.

— Тьфу, тьфу, тьфу, — расплевался я с удовольствием. И пока на всех на них не наплевал, домой не отправился.

У себя в ванной я измылил семь кусков мыла и исчистил три тюбика пасты, израсходовал две зубные щётки, измочалил четыре мочалки и дотёрся до татуировки, которую сделал по молодой глупости в четырёхлетнем возрасте.

Одежду пришлось выбросить, правда, рубашку и куртку мне месяцев через семь вернула милиция — отняли у местных токсикоманов, которые на ножах дрались, кому первому мою рубашку на бестолковку намотать и вдыхать, вдыхать…

Короче, сам-то я более или менее отмылся, а вот в машине запах держался стойкий, тяжёлый. Решил я все окна открыть да прокатиться за городом с ветерком — пусть продует.

Выехал на Волоколамское шоссе, еду, радуюсь — ветерок прохладный обдувает, солнце клонится к закату и вообще. Просвистел мимо одного поста ГАИ, да там все заняты были: кровь у какого-то «Мерседеса» пили, потом на горизонте еще один пост показался. Тут уж я решил судьбу не испытывать, а то деньги все в «бензиновых» штанах остались, налицо только шесть рублей. Крадусь, как свинья, в правом крайнем ряду — 60 км в час, а ОН все равно выходит.

Невысокий такой лейтенант, лицо улыбчивое, на щеках ямочки, около рта родинка, в общем, по всем приметам жуткий гад, должно быть.

— Как же это вы ТАК ездите? — говорит он с таким осуждением, будто я мимо него на метле промчался.

Интересно, как это я ТAK езжу? Хотел было раздуться, как колбаса, да закричать ужасным голосом, но вспомнил Зубовскую площадь.

— Извини, командир, — говорю, — бес попутал. — И подаю ему шесть рублей.

Очень такое моё уважительное отношение лейтенанту понравилось, он к деньгам потянулся, но сразу не взял, а родинку пощупал и заблеял:

— А кем рабо?..

Я говорю:

— Музыкантом, музыкантом — все в порядке.

— Ладно, будь поосторожней, а го у нас дорога контролируется радарами и скрытыми вертолётами. В следующий раз так легко не отделаешься!

Еду я и думаю: «Ага, щас — радары, скрытые вертолёты! Я гаишный вертолёт только по телику и видел, а в жизни — никогда. Хотя, может, и не видел потому, что они скрытые. Во всяком случае что-то тут не так. Первый раз такое от инспектора слышу, надо будет держать ушки на макушке или по крайней мере одно ухо, но востро».

Проезжаю ещё три километра, уже почти разворачиваться собрался — опять пост. И что самое невероятное — тот же лейтенант стоит, всеми своими ямочками лыбится. Меня никто по шоссе не обгонял, объехать он не мог, неужели верхом на каком-нибудь скрытом радаре или вертолёте? В общем, я в полной растерянности, можно голыми руками брать.

— Я же тебя предупреждал, а ты опять ТАК едешь! Что делать будем?

Он уже приготовил правую руку, но тут я кое-что заметил (все-таки есть во мне божья искра) и говорю:

— Что-то я вас не совсем понимаю, я же в первый раз вас вижу, представьтесь-ка по форме.

И не оттого я таким смелым был, что ушлый, а потому, что без денег. А он, правда, совсем, как говорят китайцы, «лицо потерял». Топчется, бормочет:

— Как же так?! Что такое?! Машина — белая «шестёрка», ты как ты…

— Это вы, наверное, моего брата останавливали, он сзади едет. Мы с ним близнецы, и машины одинаковые.

Некоторое время мы молчали, потом он хмуро изрёк:

— Ну будет, хватит уже — как догадался?

Я ни слова ему не сказал, только на щёку показываю.

— Ах ты черт, черт, черт! Говорил же мне Лёха: нарисуй, нарисуй…

И так он, бедный, расстроился. Так уж мне его жалко стало, принялся утешать как мог:

— Не горюй, в следующий раз обязательно выйдет, а сейчас всё одно, денег у меня нет. Обознатушки-перепрятушки.

— Ну, ты хоть кассету мне какую дай, вон у тебя музыка орёт, а то Лёха с меня живого не слезет.

Дал я ему кассету «Здравствуйте, дорогой Максим Владимирович…» — пусть обслушается со своим Лёхой, а он еще канючит:

— Больше ничего не дашь?

— Могу дать тебе карт-бланш.

— А вот насчёт бланша мы ещё посмотрим.

Я потом с ними подружился — неплохие ребята оказались. Вы уже поняли, наверное? Да, братья-близнецы. И оба лейтенанты: Вовка и Лёшка. Пост одного находился в 12 км от другого. И делали они так: если из Москвы кто-то ехал, то Лёшка его останавливал, штрафовал за что-нибудь (обычно за превышение скорости), пугал радарами и вертолётами и серьезно предупреждал о расплате за рецидив. Далее он говорил в рацию: «Операция БРАТ», — и сообщал Вовке приметы автомобиля и краткое содержание разговора. Через 12 км Вовка чёртиком выскакивал на дорогу и глушил изумлённого водителя по полной программе. Денежки они делили пополам — не чужие ведь.

Если кто-то ехал, наоборот, в Москву, то первым его останавливал Вовка. Как видите, вариант беспроигрышный. А расколол я их из-за родинки, которой у Вовки не было.