Мэтью Бжезинский - Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма

Нас собрали, чтобы помочь этому «паше приватизации» протолкнуть через прессу его план по выводу страны из кризиса. Чубайс не стал тратить время на всякого рода любезности и сразу же бесстрастно поставил вопрос о денежной помощи для защиты рубля. Как сказал Чубайс, главными достижениями посткоммунистической России были относительная стабильность рубля и низкая инфляция. Подрыв этих двух столпов рыночных реформ привел бы к тому, что все построенное величественное здание экономики страны могло в одночасье рухнуть, «отбросив Россию назад на годы».

Бегство капитала с российских финансовых рынков вынудило ее расходовать по два миллиарда долларов в неделю только ради того, чтобы поддерживать свой шаткий рубль. Подобная трата твердой валюты приведет к тому, что к августу все ее запасы в стране закончатся. Если к тому времени международная помощь не будет оказана, рубль перейдет в крутое падение, инфляция взметнется вверх с космической скоростью, и среди рядовых граждан России разразится паника. Подобный сценарий – при этих словах его лицо исказилось нервной гримасой – непременно приведет к политическим сдвигам, сметет все завоеванные с таким трудом за семь лет достижения рынка и откроет дорогу всякого рода экстремистам, которые воспользуются крахом финансовой системы страны для достижения собственных неблаговидных целей. Иначе говоря, если рубль упадет, то Россия вернется к старому, неблагоприятному для Запада пути развития.

Нет необходимости говорить, добавил Чубайс, что это нанесет невосполнимый урон репутации Америки среди широких масс русского народа. В конечном счете, Соединенные Штаты были главными закоперщиками программ капиталистического реформирования России, которые и загнали страну в тупиковое и плачевное состояние. Конечно же, то, что произошло в России, было гротескным извращением американского варианта капитализма. Однако рядовые граждане России, большинство которых никогда не покидали страну, не имели возможности об этом знать. Для них это выглядело как величайшая несправедливость, импорт, без которого они могли бы обойтись.

– Мы ведем игру, – заключил Чубайс, – по очень высоким ставкам.

Два дня спустя, 14 июля, МВФ согласился оказать России чрезвычайную помощь в размере 22,6 миллиарда долларов. Сгустившиеся было над Москвой черные тучи мгновенно развеялись. Фондовая биржа после потери почти двух третей своей капитализации резко, на 15 процентов, увеличила свои показатели. Рубль укрепился. Ельцин весь светился от торжества. Потанин и другие олигархи распили бутылку шампанского. А мы, журналисты, около полуночи разъехались по домам переодеться.

Среди московского сообщества иностранцев слышался вздох облегчения. Кризис в России закончился, или, по крайней мере так думал каждый. Однако мы с Робертой думали по-другому, считая, что кризис в России только начинается.

Охваченная дурными предчувствиями Москва, похоже, успокоилась после этого счастливого спасения. Был конец июля, пик дачного сезона, и город выглядел пыльным и опустевшим. Только дороги, ведущие из Москвы, были забиты «жигулями». В переполненных автомобилях ехали целые семьи москвичей, одетых в купальные костюмы. Они стремились побыстрее добраться до своих недостроенных тесных дач, чтобы с увлечением ухаживать за грядками с овощами на крошечных огородах и отдохнуть несколько недель от наполненного выхлопными газами городского воздуха.

Это было ежегодное паломничество москвичей в «дачную страну», своего рода ритуал, такой же священный, как для каждого парижанина стремление уехать из Парижа до праздника Дня Бастилии. Обитатели Кремля также разъехались отдыхать. Теперь, когда спасение России состоялось, большая часть правительственных чиновников отправилась в отпуск: чиновники невысокого уровня – в государственные санатории в Сочи, а более важные персоны, как Чубайс, – на южный берег Франции, чтобы там отметить честно заработанный добычей для страны 22 миллиардов долларов отпуск.

В Москве остались только одни уставшие репортеры. И поскольку правительство практически не работало, мы со всех ног помчались в Канаду, чтобы тайком отдохнуть несколько дней и восстановить свои силы. Именно тогда, в Канаде, я впервые пришел к мысли, что дни моего пребывания в России сочтены.

Мы ехали по пригороду Монреаля, когда я вдруг резко нажал на тормоз.

– Ты слышишь это? – требовательно спросил я ошеломленную Роберту.

– Что именно? – в свою очередь, спросила она, посмотрев на меня как на ненормального.

– Ты что же, не слышишь это? – настаивал я. – Прислушайся.

Она тупо посмотрела на меня.

– Это же разбрызгиватель! – возбужденно, как сумасшедший заорал я. – Это же разбрызгиватель для поливки газона!

Поливалка отстукивала: «Так-так-так», посылая струйки воды из вращающихся сопел на край травяной лужайки. Ее ритм чем-то напоминал звук при открывании консервным ножом больших жестяных банок со сладостями, на которых нарисован движущийся по американскому шоссе на фоне мирного сельского пейзажа минивэн.

Теперь уже Роберта уставилась на меня так, будто бы я действительно сошел с ума.

– Ты знаешь, – сказал я, внезапно помрачнев, – не могу вспомнить, когда в последний раз слышал этот звук.

На самом деле прошло уже семь лет, как я слышал в последний раз эти земные звуки летом, в пригороде. В Восточной Европе и в бывшем Советском Союзе не было лужаек перед домами, которые надо поливать или периодически косить. Вряд ли хоть одна травинка свободно росла в Москве.

Роберта на минуту задумалась.

– Знаешь, – сказала она наконец, – мне кажется, ты просто соскучился по дому.

Она была права. Стакатто поливальной машины что-то пробудило во мне. Сначала я не мог описать это чувство словами, но наконец понял, что это было, – тоска по нормальной жизни. По возвращении в Москву мое странное поведение только усилилось. Когда хотелось хорошо провести время, первым желанием было вытащить Роберту пообедать куда-нибудь за город, например, к моечной станции «Бритиш Петролеум», которая недавно открылась на северо-востоке Москвы, рядом с «Макдоналдсом». Я заказал себе «Биг Мак» и купил пакет мармелада «Желейные бобы» в магазинчике при моечной станции (кстати, единственное место в Москве, где можно их купить), и мы сидели в машине, пока ее мыл автомат. Те несколько минут, пока механические губки и щетки крутились по лобовому стеклу, я мыслями был уже не в России, а ехал в какое-то скучное и цивилизованное место. Эти приятные мгновения, увы, были грубо прерваны какими-то попрошайками – молодыми солдатами, которые бродили по улицам, нюхали клей и выпрашивали деньги в сушильном отделении моечной станции. «Добро пожаловать назад, в Россию» – с усмешкой сказала их нестиранная военная форма.