Менахем Бегин - В белые ночи

Доктор Бадер был сослан с семьей в глубь страны и поселился в туркменском городе Мары. Чтобы встретиться с нами, ему пришлось проделать очень длинный путь. Доктор Бадер сразу категорически заявил, что шансов на получение советских виз нет, и посоветовал мне приложить все усилия, чтобы вступить в польскую армию.

Я послушался его совета и предстал перед призывной комиссией дивизии. Врач осмотрел меня.

— Послушайте! — закричал он. — У вас тяжелое сердечное заболевание. Как вы можете быть солдатом?

Врач почти напугал меня.

Он проверил мои глаза и снова закричал:

— Пан Бегин, у вас очень плохое зрение. Вы никогда не сможете хорошо стрелять.

Короче, меня забраковали.

Получив тревожное сообщение от сестры, я решил еще раз попытать счастья и обратился с письмом непосредственно к начальнику штаба. С некоторым риском для себя я открыто написал, что только армия может спасти меня от вторичного ареста. Шескин позаботился о том, чтобы письмо попало в руки начальника штаба. Спустя несколько дней я спросил адъютанта о моем письме. Адъютант ответил, что начальник штаба хочет встретиться со мной и потом решит, буду ли я принят в армию.

Беседа решила дело в мою пользу. Начальник штаба с улыбкой предупредил, что, если дивизия отправится за границу, он уделит мне особое внимание и позаботится о том, чтобы мне не удалось бежать в Эрец Исраэль. К концу беседы он предложил мне обратиться в призывную комиссию. Я сказал, что прошел проверку и меня признали негодным.

— Ничего, там будет мое письмо, пойдите еще раз.

Я предстал перед знакомой призывной комиссией. Врач, обследовавший меня в первый раз, удивленно и сердито спросил:

— Я не ошибаюсь? Вы у нас, кажется, уже были?

— Да, — ответил я, — был. Но начальник штаба приказал мне пройти проверку еще раз.

— Начальник штаба?

Врач подошел к майору, возглавлявшему комиссию. Тот порылся в документах и сказал лейтенанту-врачу:

— Да, есть. Обследуйте его, пожалуйста.

Врач прослушал меня.

— Сердце и легкие, — сказал он громко, — отличные. Легкие — как железо.

Он велел мне прочитать буквы различной величины.

— Ну, — сказал он, — вы немного близоруки, но в нашей армии научитесь хорошо стрелять. Если постараетесь, можете стать лучшим стрелком.

— Постараюсь.

Так я попал в польскую армию.

До того как я надел солдатскую форму и очутился в военном лагере, мне пришлось побродяжничать и ознакомиться с некоторыми характерными чертами жизни в Советском Союзе. Этому посвящены следующие главы.

Общепринятое определение государства включает три фактора: территорию, население и единую власть. Определение государства, введенное Лениным, включает всего два фактора: класс угнетателей и класс угнетенных. Государство, — писал Ленин, — есть машина для подавления одного класса другим. Цель пролетарской революции, по его словам, — ликвидация классов, что влечет за собой ликвидацию государства. После победы революции начинается процесс постепенного отмирания государства.

Во время моих странствий по России я не заметил никаких признаков отмирания государства. Наоборот, присутствие государства ощущалось в каждом городе и каждой деревне, на каждом предприятии, во всех деталях жизни советского человека. Государство определяет нормы и расценки труда для каждого из миллионов своих граждан, оно выбирает для гражданина место работы и прикрепляет, под страхом «перевоспитания», к этому месту. Советское государство можно не только постоянно видеть, но и беспрерывно слышать. Напрасно обращаются американцы к советским слушателям через мощные передатчики радиостанции «Голос Америки». Лишь в немногих советских домах имеются радиоприемники. Но существующие приемники отрегулированы так, что дают возможность слушать одну-единственную местную станцию, передающую новости из Москвы. Но если гражданин и поймает передачу из-за границы, он не настолько глуп, чтобы слушать ее при жене и детях. Большинство слушает радио на улицах: государство обращается к своим гражданам через рупор громкоговорителя с раннего утра до позднего вечера.

Любому ясно, что государство в Советском Союзе не только не отмирает, но, напротив, распространяет свою монополию на все области общественной и личной жизни. Если согласиться с определением Ленина, уместно спросить: где угнетатели и где угнетаемые в России после полной ликвидации дореволюционного класса угнетателей — помещиков и капиталистов? В связи с этим встает проблема общественного равенства в стране коммунизма. Я считаю, что коммунизм многого достиг не силой, а лозунгом о равенстве. Коммунизм обещал землю крестьянам, мир солдатам, хлеб голодным, обеспеченную жизнь бедным. Все эти обещания и тогда, когда их раздавали направо и налево коммунисты-ленинцы, могли показаться сомнительными дальновидному человеку. Теперь все видят, что для сомнений были основания.

Стремление человека к равенству так же естественно, как стремление к свободе. Покуда большая часть человечества искренне считала, что люди от рождения не равны, стремление к равенству открыто не проявлялось. Но после Французской революции и особенно после революции в сознании, происшедшей в результате Первой мировой войны, немногие продолжают верить в природные различия между обитателями дворцов и кварталов бедноты. Коммунизм призывает к бунту против этих различий. В этом призыве была и до сих пор остается его основная сила.

Не случайно коммунистическая революция победила, вопреки знаменитому утверждению Маркса, не в высокоразвитой, а в отсталой стране. В развитых странах не осуществился процесс, заложенный в основу предсказаний марксизма: постоянное обогащение одних и постоянное обнищание других. Этот процесс, по мнению автора «Капитала», должен был привести к образованию двух классов: обладающего всем меньшинства и не имеющего ничего большинства. Но такая пропасть между отдельными слоями населения была и остается по сегодня лишь в отсталых странах. Богатые слои населения этих стран, в эгоистической слепоте, отказываются сгладить различия, преодолеть разрыв. Они сами себя обрекают на гибель, а человечество в целом продвигается к равенству.

В России произошло нечто подобное. Обеспеченные слои населения были сброшены в пропасть. Революция победила. Все полагали, что с победой революции наступит подлинное равенство. Так ли это?

Вспоминаю женщину, приговоренную к пяти годам лагерей по «подозрению в шпионаже». Из ее рассказа можно было судить о ее разрушенном счастье, относительном счастье. Она привезла из Москвы меховую шубу. Ее муж был директором завода, получал большую зарплату — в несколько раз большую, чем зарплата рабочих того же завода. Он мог себе позволить купить роскошную шубу для жены. Он относился к жене, как относится к молодой любимой женщине пожилой богатый человек в любой стране. Но разве мог позволить себе такое хотя бы один из десятков миллионов советских рабочих?