Дэйв Кинг - King of Russia.Один год в российской Суперлиге

8 апреля

Мне предстоит, и очень скоро, принять решение. В понедельник у меня будет встреча с Величкиным для обсуждения вопроса, остаюсь я в клубе или нет. Мне понравился этот год, но хочу ли я повторить? Не знаю. В этом году для меня существовала некая интрига, некое очарование. В следующем сезоне, если я вернусь, я уже буду знать базовые правила. Я буду знать тренерский штаб. Буду больше знать лигу. И все это будет преимуществом. Но я частично удовлетворил свое любопытство, поэтому испытываю колебания. Тренировать на иностранном языке — очень тяжелая работа, потому что требуется быть очень хорошо подготовленным.

Мне всегда приходилось предварительно говорить с Игорем Королевым, чтобы убедиться, что моя мысль понятна ему, потому что, если он ее не поймет, ее гарантированно не поймут и остальные хоккеисты. Всё же, я могу и остаться, потому что в финансовом плане это очень даже имеет смысл. Это фактор, который мне придется учесть. Мне 58 лет, в конце концов, и после какой-то черты приходится обустраивать себе гнездо на будущее. Я подписывал контракт на два года, но подразумевалось, что после первого года они посмотрят, подхожу я клубу или нет, и у меня была бы возможность оглянуться и принять свое решение.

В пятницу, перед тем, как идти домой, я поговорил с Малкиным, просто узнать его мысли. Он знает, что может заработать гораздо больше в России, но не очень озабочен этим обстоятельством. Прежде всего, и это главное, он — хоккеист. Я удивлюсь, если он не уедет в Питтсбург; я думаю, он хочет ответить на вызов — поиграть с этими парнями из НХЛ. И ему понравилась Олимпиада. Когда я спросил его, что там произвело на него самое большое впечатление, он ответил: «О, хоккеисты». Я надеялся, что он ответит что-нибудь подобное.

Он благоговел перед их профессионализмом — именно это слово он употребил. Он сказал, что после матчей они делали упражнения на растяжку и крутили велотренажер, и у него понятия не было, что профессиональные хоккеисты так преданы своему делу. Он сам очень предан хоккею, но думаю, он представлял себе, что жизнь в НХЛ — это большие автомобили, бифштексы на ужин и красивая одежда. Вместо этого он увидел, что эти парни относятся к хоккею как к профессиональной карьере, и что они ежедневно делают множество мелочей, позволяющих им выступать столь хорошо и постоянно. Вот такие впечатления он привез домой с Олимпиады, я меня обрадовало, что он усвоил этот урок столь хорошо…

1 июня

Казань, с моим старым другом Зинатуллой Билялетдиновым за скамейкой и Фредди Брэзуэйтом в воротах, стала чемпионом Суперлиги. Через две недели после того, как мы с Линдой вернулись домой, они вынесли Омск в три матча. Омск, как мне рассказали, после нас был никакой; они проиграли две первые игры на выезде и покорно сдались в последнем матче дома.

Итак, Казани, во время локаута потратившей миллионы на игроков НХЛ в надежде выиграть чемпионат к тысячной годовщине Республики Татарстан (так у автора, на самом деле — 1000-летие города Казань, — прим. пер.), пришлось довольствоваться чемпионством на своем тысяча первом году. К тому времени мы с Линдой проводили отпуск в Финиксе, свозили внуков в Дизнилэнд и смотрели окончание плэй-офф в НХЛ.

Когда я оглядываюсь назад, на эту свою безумную авантюру, вижу, что очень многие вещи, которые беспокоили меня в связи с поездкой в Россию, оказались преувеличенными. Проблема перевода разрешилась очень быстро. Это вообще не было особенной проблемой. К концу я выучил некое количество русских слов и выражений и мог читать вывески. Я знал, что мне придется немного поучить язык, иначе я оставался бы в полном мраке, и меня бы это никак не устроило. Поэтому я сделал для себя небольшую карточку с кириллическим алфавитом и всякий раз, сидя в автобусе и видя какую-либо надпись, я доставал эту карточку и читал по буквам. За пару месяцев я освоил эти буквы, и, хотя с парой из них у меня всегда были трудности, через некоторое время я вполне хорошо читал. А вот разговорный русский язык может быть очень труден для восприятия, но удивительно, как, в конце концов, слух приспосабливается. Я не распознавал все слова, но мог слушать разговор и понимать по его ходу достаточно, чтобы схватить суть. Иногда, когда мы вместе находились на льду, и я догадывался, что мои помощники собирались спросить, я отвечал им до того, как вопрос переводился на английский. Было забавно. Они не ожидали. Через какое-то время я почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно, без переводчика, выходить в город. Даже со своим ограниченным знанием кириллицы я мог понять, куда я шел, читая названия улиц и прочие вывески. Так что, чуть-чуть изучив язык, я мог больше управлять своей повседневной жизнью.

Когда я впервые приехал в город, все меня предупреждали насчет мер предосторожности. Но, как только я научился читать вывески и обходиться самостоятельно, я расслабился. Не думаю, что когда-либо особенно беспокоился о безопасности. Иногда мы возвращались домой с выезда часа в четыре утра, и автобусом нас довозили до дворца спорта. Поскольку до моей квартиры было всего метров пятьсот, я говорил: «Игорь, я дойду пешком». Он в ответ: «Нет-нет, нельзя пешком». Он нервничал, если я шел домой пешком, а у меня вовсе не было никакого беспокойства. Ну, кто там, в Магнитогорске, может попасться на улице темной зимней ночью, в 4 часа?

Когда я впервые приехал в Россию, я думал, что достаточно много знаю об их тактике и подготовке, но мне всегда было интересно — а что же бывает за кулисами? Какая внутренняя жизнь в этих командах? Что творится за закрытыми дверями? Были ли они все как Сергей Макаров, который, как только тренировка заканчивалась, просто исчезал и жил своей жизнью?

Мне также было интересно распределение определенных ролей среди хоккеистов. В Северной Америке всегда бывает распределение ролей. Не у всех в команде одинаковая мера таланта, поэтому начинаешь расставлять людей по ролям. В России Малкин является топовым игроком первой тройки, но у меня и в четвертом звене центр — тоже весьма мастеровитый хоккеист. В Северной Америке парни из первой и второй троек умелые и талантливые, а в третьем-четвертом звене — не настолько, поэтому приходится решать этот вопрос. Они не могут играть так же, как играют два первых звена. Поэтому уяснение ролей — вот что нам было необходимо проработать, попытаться убедить некоторых парней, что от них мы ждем другое.

У нас был игрок, Алексей Тертышный, который в предыдущий сезон забил около 15 голов, но с самого начала этого сезона у него не получалось. Где-то в середине регулярки я сказал другим тренерам: «Могу ли я поговорить с этим парнем и попросить его делать кое- что другое? Примет ли он изменение своей роли? Если у него не получается много забивать, давайте не будем списывать ему год. Давайте посмотрим, может ли он внести какой-то иной вклад, и может быть, это поможет ему в атаке». Они ответили: «Давайте попробуем. Он парень разумный». Мы стали говорить с ним о других аспектах его игры. У него отличная скорость, поэтому мы сказали: «Мы хотим, чтобы ты встречал соперника первым (в североамериканской терминологии — форчекинг, прим. пер.). Врывайся в их зону и оказывай на соперника давление». Я показал ему видеоклипы о том, насколько эффективным он мог быть в такой роли. Ему, похоже, понравилось. Мне же понравилось, что этот парень смог согласиться на изменение своих обязанностей — стать для нас «энерджайзером» и принести дополнительную пользу в последней трети регулярки. Он добывал для нас шайбу; он вынуждал соперника ошибаться. Он не стал зарабатывать очков намного больше, но был полезен. Так что, я пытался вносить подобные изменения, и иногда они даже срабатывали.