Джон Толкин - Джон Р. Р. Толкин. Письма

Пул, Бранксом-Парк, Лейксайд-Роуд, 19

Дорогой мой К.!

Это и «перепиской»-то толком не назовешь; но как не написать, не пожелать тебе счастья в 1969 году…..

Библиотека моя теперь в полном порядке; нашлось почти все из того, что я считал потерянным. (И кое-что из того, что, как я думал, потерялось еще до переезда!) Сгинуло бесследно первоизд. «Грам[матики] готского» Джо Райта, но никакой ценности оно не представляло — разве что как дорогое воспоминание. Только благодаря случайному приобретению этой книги глазам моим открылось окно в «герм, филологию». Вне всякого сомнения, она отчасти виной тому, что я едва не завалил «модерашки», хотя и привела меня в ученики к старине Джо собственной персоной. Он оказался хорошим другом и наставником. А, кроме того, обучил меня основам г[реческой] и л[атинской] филологии. (Лишь много лет спустя я встретился и познакомился с ангельским экзаменатором, который поставил мне α+ по греч. филол., и спас тем самым мою шкуру, едва-едва пропихнув меня во «вторую» вместо заслуженной «третьей»{Степени отличия при получении диплома бакалавра.}, так что в результате «стипендии» я не утратил, и великодушный колледж — Фарнелл, мой тьютор и тогдашний ректор, глубоко чтил филологию — один из тех донов, что во времена Йорка Пауэлла и Вигфуссона уже осознал, что есть в мире северная премудрость, — позволил мне перевестись на английский факультет, якобы как чистой воды филологу, который английского терпеть не может…..)

Артрит в левой руке разыгрался не на шутку, что корявого почерка нисколько не извиняет, поскольку, к счастью, правая рука пока здоровехонька! Привет вам обоим. Жаль, что вы так далеко. (Но здесь очень даже уютно!)….

А теперь, моя дорогая, насчет моего имени. Зовут меня Джон : имя это среди христиан пользуется и популярностью, и любовью; а поскольку родился я на восьмой день после праздника Святого Иоанна Евангелиста, я считаю его своим покровителем — хотя ни отец мой, ни мать в то время даже помыслить не могли о такой папистской ереси, как назвать меня в честь святого. Меня нарекли Джоном, поскольку в моей семье было принято давать это имя старшему сыну старшего сына. Отец мой звался Артуром и был старшим сыном моего деда Джона Бенджамина от второго брака; однако его старший сводный брат Джон умер, оставив лишь троих дочерей. Так что Джоном суждено было стать мне; и старый Дж. Б. качал меня на коленях как наследника, вплоть до самой смерти (в возрасте 92 лет в 1896 г.; мне в ту пору исполнилось только четыре) [463].

Отец собирался назвать меня Джон Бенджамин Руэл (от чего бы я теперь не отказался); но мама была уверена, что родится девочка, и, поскольку ей нравились более «романтические» (и менее Ветх[озаветные]) имена, остановилась на Розалинде. Когда же на свет появился я, до срока, и притом мальчик, хотя слабенький и тщедушный, Розалинду заменили на Рональда. В те времена в качестве имени в Англии оно встречалось куда реже — на самом деле, не припомню, чтобы хоть кто-нибудь из сверстников, будь то в школе или в Оксфорде, приходился мне тезкой, — хотя сегодня, увы! — оно, похоже, широко распространено среди преступников и прочих деградировавших элементов. Как бы то ни было, я всегда относился к нему с уважением и с самого раннего детства не позволял сокращать его и искажать. Однако для себя самого я оставался Джоном. Рональдом меня звали ближайшие родственники. Мои друзья в школе, в Оксфорде и позже всегда звали меня Джон (или иногда Джон Рональд, или Дж. Р.-в-квадрате) [464]…..

Что до «эльфийского» имени: разумеется, я мог бы его придумать. Но на самом деле к своей вымышленной истории я не принадлежу — да и принадлежать не желаю!

Что до магистра: я — не магистр. Использовать этот титул в одном из более возвышенных его значений было бы самонадеянностью и даже кощунством; в одном из более заниженных — тщеславием. Я — «профессор», или, по крайней мере, был им, и порою, в наиболее вдохновенные минуты, этого звания заслуживал — а сейчас, во всяком случае (в отличие от Оксфорда за поколение до меня), это привычная форма обращения в обществе.

И к чему же мы пришли? Думаю, если в силу личных причин имена «Джон» или «Рональд» тебе не нравятся, придется нам вернуться к «Профессору». (А я стану называть тебя «Леди»!)

Разумеется, есть еще «Руэл». Это (если не ошибаюсь) была фамилия какого-то друга моего деда. В моей семье считали, что она французская (формально такое возможно); но ежели так, то по странной случайности оно притом дважды упоминается в В[етхом] 3[авете] как второе, никак не объясненное имя Иофора, тестя Моисея{В русском синодальном переводе это имя транслитерируется как Рагуил (см., напр., Исх. 2:18).}. Все мои дети, и дети моих детей, и их дети тоже носят это имя.

Пожалуй, я стану звать тебя «Эме»{Aimйe, «возлюбленная» ( фр. ) — распространенное французское женское имя, соответствует английскому Amy.}; это имя мне нравится больше, чем его англизированная форма; кроме того, оно так тебе идет — при твоей любви к французскому и хорошем его знании…..

Постскриптум к письму:]

{Гримм, Якоб (1785–1863) — немецкий филолог; впервые четко сформулировал закон передвижения согласных в германских и других индоевропейских языках («закон Гримма»).}

Дочери Рейнера Анвина, Камилле, было поручено, в рамках школьного «исследования», написать и спросить: «В чем смысл жизни?»

20 мая 1969

Пул, Бранксом-Парк, Лейксайд-Роуд, 19

Уважаемая мисс Анвин!

Извините, что задержался с ответом. Надеюсь все-таки, что вы получите письмо вовремя. Какой глобальный вопрос! Не думаю, что «мнения», все равно чьи, представляют хоть какую-то ценность сами по себе, без объяснений, как человек к ним пришел; но на такой вопрос вкратце ответить непросто.

А что значит этот вопрос на самом деле? Термины «смысл» и «жизнь» нуждаются в каком-никаком определении. Это чисто человеческий, морально-этический вопрос, или речь идет о Вселенной? Его можно воспринять в ключе: «Как мне попытаться использовать срок жизни, мне отмеренный?» ИЛИ: «Какому смыслу/замыслу служит жизнь всего живого?» Однако на первый вопрос можно ответить (если вообще можно) лишь после того, как будет рассмотрен второй.

Думаю, вопросы насчет «цели» на самом деле имеют смысл только тогда, когда речь идет об осознанных целях или намерениях представителей рода человеческого, или об использовании вещей, ими задуманных и сделанных. Что до «прочих вещей», их ценность — в них самих: они ЕСТЬ, и существовали бы, даже если б не было нас. Но поскольку мы существуем, одна из их функций — быть созерцаемыми нами. Если мы поднимемся по иерархии бытия до «других живых существ», таких, как, скажем, какое-нибудь мелкое растеньице, оно являет собою и форму, и структуру: «модель», узнаваемую (при наличии вариаций) в родственных ему растениях и его же отпрысках; и это невероятно интересно, потому что эти явления — «другие», не мы их создали, они словно бы берут начало в источнике вымысла, который неизмеримо изобильнее нашего собственного.