Джон Толкин - Джон Р. Р. Толкин. Письма

Я все собирался написать и сказать тебе, как меня взволновали и опечалили твои горести: бедняжка ты моя. Я молюсь за тебя — потому что есть у меня такое чувство (близкое к уверенности), что Господь, в силу некоей непостижимой причины, которая нам, возможно, покажется едва ли не причудой, с такой удивительной готовностью отвечает на молитвы наименее достойных из своих просителей — если молятся они за других. Я, разумеется, вовсе не хочу сказать, что Он отвечает на мольбы лишь недостойных (которым вообще не стоило бы ожидать, что их услышат), в противном случае мне сейчас не приносили бы никакой пользы моления других. В каком ужасном, омраченном страхами, исполненном скорбей мире мы живем — особенно для тех, кто также обременен годами и чьи друзья и близкие испытывают те же горести. Честертон говорил некогда, что долг наш — заботиться о том, дабы развевался Флаг сего Мира{В работе Г. К. Честертона «Ортодоксия» утверждается, помимо прочего, что мир — это не меблированные комнаты, с которых возможно съехать, если условия в них неподходящие; мир — это крепость нашей семьи, и на башне развевается флаг; и, чем тяжелее в нем жить, тем менее мы вправе покидать его.}, однако сейчас для этого требуется патриотизм более несгибаемый и возвышенный, нежели в те времена. Гандальв добавлял, что не нам выбирать, в какие времена родиться; однако нам должно делать все, что в наших силах, чтобы их улучшить; однако дух порока среди сильных мира сего ныне столь силен и в воплощениях своих наделен таким количеством голов, что, похоже, ничего более не остается, кроме как в личном порядке отказываться поклоняться головам гидры…..

Мне необыкновенно понравилась книга про цветы Кейп-Кода [466]. Очень увлекательная сама по себе, не говоря уже о ботанических сведениях общего характера, и, действительно, палеонтологических также. Я не обнаружил ничего, что тотчас же напомнило бы мне нифредиль , или эланор , или алфирин : но я думаю, это потому, что мои вымышленные цветы озарены светом, который никогда не увидишь в растущем цветке и с помощью красок не передашь. Озаренный этим светом, нифредиль окажется просто-напросто утонченным родственником подснежника; а эланор — очным цветом{Очный цвет или курослеп — травянистое растение семейства первоцветных, распра странено повсеместно.} (возможно, слегка увеличенным в размерах), причем на одном растении цветут цветы и золотые, точно солнце, и серебристые, точно звездочки, — а порою одновременно золотистые, и серебристые. Алфирин («бессмертник») был бы иммортелем, но не сухим, как бумага; просто красивый цветок-колокольчик, переливающийся всеми цветами, нежный, приятный для глаз…..

Иллюстрированные книги по ботанике (или еще лучше, непосредственное соприкосновение с незнакомой флорой) меня особенно завораживают. И не столько редкие, необычные или вовсе чужеродные экземпляры, сколько вариации и изменения в цветах, которые со всей очевидностью родственны тем, что я знаю, — но не те же самые. Они пробуждают во мне видения родства и происхождения из глубины веков, а также и мысли о таинстве узора/замысла как чего-то, отличного от его индивидуального воплощения и все-таки узнаваемого. Но как? Помню, росло некогда в уголке одного ботанического сада (никак не помеченное, безымянное) растеньице, меня заворожившее. Я знал о «семействе» Scrofulariceae{Норичниковые ( лат. )} и всегда принимал как данность, что в основу группировки растений в «семейства» положены веские научные доводы и что в общем и целом такая группировка и в самом деле указывает на физическое сходство, обусловленное происхождением. Но при взгляде, скажем, на норичник и на наперстянку приходится принимать это на веру. И вот я видел перед собою «недостающее звено». Прелестная «наперстянка», и колокольчики, и все при ней — и одновременно норичник: ибо колокольчики были коричнево-красного цвета, стебель — ребристым, и по жилкам листьев бежал красный сок. Один из 17 (если не ошибаюсь) видов Digitalis{Наперстянка ( лат. ). Род наперстянка входит в семейство норичниковых.}, который у нас в Британии не растет. Однако в тех книгах по ботанике, что есть в моем распоряжении, подобные «звенья» между ветвями семейства (Scrofularia и Digitalis) никак не комментируются. Лишь порою замечаешь, как происходит изменение, которое в благоприятных обстоятельствах могло бы закрепиться навсегда. В бывшем моем саду у меня был бордюр, засаженный садовыми маргаритками (по большей части красными); но осеменялись они на лужайку и там, в борьбе за жизнь, вновь превращались в самые обычные маргаритки и вели битву с травой, подобно своим предкам. Однако ж несколько семян как-то попали на участок с исключительно плодородной почвой (перегной и густо-черная зола от костра). Одна отважная искательница приключений попыталась как-то этим воспользоваться — но преуспела лишь на маргариточный манер: вымахала в четыре раза крупнее и цветок выпустила размером с полукрону. Я сказал: «Великолепно, но как-то вульгарно, не правда ли? Bellis perennis{Маргаритка многолетняя ( лат. )} все равно лучше». Должно быть, само растение или Нечто меня услышали. На следующее утро цветок украсился шестью крохотными эльфийскими маргариточками с розовыми кончиками: они покачивались на тоненьких стебельках, образуя круг по краю соцветия, точно невесомая корона. Такой изящной и замысловатой «курицы с цыплятками»{Маргаритка «курица с цыплятками» (англ. hen-and-chichen's daisy ) — искусственно выведенная особая форма маргаритки, у которой от основного цветка отходят дополнительные миниатюрные цветочки так, как описано у Толкина.} мне не доводилось видеть — ни прежде, ни впредь. (На то, чтобы сохранить это изменение, у меня недостало ни времени, ни умения.)

Ах, будь у меня только время написать для начинающих (! оба языка, разумеется, исключительно сложны) грамматику и словарь «эльфийского»: т. е., квенья и синдарина. Мне приходится и над ними отчасти работать, в процессе подгонки «Сильмариллиона» и всего такого» к «В. К.». Над чем я и тружусь, борясь с бесчисленными трудностями, не самая меньшая из которых — естественная леность семидесяти семи «с хвостиком».

Что до твоего последнего абзаца! Я обеими руками — за «тугодумных зануд». Некогда мне пришлось много иметь дело с, наверное, самыми (по крайней мере, на первый взгляд) тугодумными и занудными студентами в Англии и тогда, и сейчас: с йоркширскими юношами и девушками ниже уровня «паблик скул», дома у которых ни книг, ни общей культуры. Однако это вовсе не обязательно свидетельствует о врожденных умственных способностях — по большей части не пробужденных — у каждого отдельно взятого индивида. На удивление, высокий процент оказывается «обучаемым»: ибо основополагающим свойством является готовность работать (учиться) (при любом уровне интеллекта){Эта готовность обычно означает определенную долю смирения. В Йоркшире первым ее побуждением было желание «преуспеть». Но одной этой целью дело не ограничивалось. Корыстная любовь зачастую предваряет любовь как таковую. — Прим. авт. }. Преподавание — занятие совершенно изматывающее. Но я предпочел бы посвятить себя избавлению «зануд» от «тугодумства», обеспечивая результаты качества от β до β+, с сохранением толики здравомыслия, — обнадеживающая почва, из которой прорастет следующее, более высокоинтеллектуальное поколение. Уж лучше это — лучше это, чем растрачивать усилия на обладателей (хотя бы на первый взгляд) более высокого интеллекта, что испорчены и растлены школой и «атмосферой» нынешних дней{Не говоря уже о наркотиках. — Прим. авт. }. Преподавание систематизированного предмета — никоим образом не средство для их оздоровления, если какие-то средства здесь вообще возможны. Дайте мне лучше маленький крепенький корешок, который, будучи пересажен в лучшую почву, возможно, выпустит листья, а со временем даже даст семена, нежели здоровенный розовый корень, изъеденный морковной мухой! Аминь. Но, с другой стороны, я уже стар и, возможно, просто не в состоянии даже вообразить себе вопиющую ситуацию нынешних времен. Еще хуже мягких корней, сгнивших от болезни, как мне кажется, корни меньшие, что в мое время, скорее всего, остались бы здоровыми, а ныне прогнили так же, только еще гаже и противнее.