Гевара Че - Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке

Накануне отъезда меня свалил грипп, я слег с довольно высокой температурой, из- за чего мы выехали из Бахя-Бланка с опозданием на день. Наконец, мы отправились в три пополудни, в самое пекло, ставшее и вовсе нестерпимым, когда мы добрались до песчаных пустошей Меданос; мотоцикл со столь неправильно распределенным весом едва слушался водителя и то и дело заваливался набок. Альберто вел упрямую дуэль с песками, из которой, по его словам, вышел победителем; одно могу сказать точно: прежде чем выехать на ровную дорогу, мы шесть раз совершали мягкую посадку на песок. Выбрались, а как же иначе, хотя мой приятель ловко манипулировал этим аргументом, чтобы доказать свою победу над песками Меданос.

Как только мы выехали на дорогу, я взял командование на себя и прибавил газу, чтобы наверстать упущенное время; в одном месте поворот был засыпан мелким песком, и, заметьте себе, это было самое крутое сальто-мортале, которое нам довелось совершить на всем протяжении нашего путешествия. Альберто отделался легким испугом, мне же мотор своей раскаленной частью слегка придавил ногу, опалив ее и надолго

оставив неприятное воспоминание, так как рана не затягивалась.

Обрушившийся на нас сильный ливень заставил искать убежища в ближайшей усадьбе, но для этого нам пришлось проехать еще метров триста по размытой дороге и пару раз опрокинуться.

Приняли нас роскошно, однако результаты первых остановок на проселочных дорогах оказались тревожными: всего за один день нам девять раз хорошенько досталось. Но, растянувшись на койках, которым отныне предстояло стать нашими законными ложами, рядом с «Богатырем» — мишенью наших проклятий, — мы смотрели в будущее с радостным нетерпением. Казалось, и дышится здесь легче: таким ветерком тянуло оттуда, из мира приключений. Далекие страны, героические деяния, красивые женщины мелькали, как в калейдоскопе, в нашем разгоряченном воображении, а перед усталыми глазами, которые тем не менее противились сну, две зеленые точки — средоточие мертвого мира — насмешливо взирали на мое мнимое освобождение, провожая мой сказочный полет над морями и землями мира живого.

Тяжело дыша, мотоцикл преодолевал скучную, без происшествий, длинную дорогу, и мы тоже тяжело дышали от усталости. Вождение на дороге, покрытой щебенкой, понемногу превращалось из приятного времяпрепровождения в тяжкую обязанность. Весь день мы по очереди садились за руль, и к ночи нам гораздо больше хотелось спать, чем сделать еще одно небольшое усилие и добраться до Чоеле-Чоель, более или менее крупного городка, где имелась возможность устроиться бесплатно. В Бенхами- не-Сорилья мы разбили лагерь и удобно расположились в одной из комнат пустовавшего мотеля. В ту ночь спали как убитые.

На следующее утро встали рано, но когда я пошел за водой для мате, то почувствовал во всем теле странное ощущение, и меня мгновенно охватил озноб. Через десять минут я бился в конвульсиях, как одержимый, не в силах ничем себе помочь; хинин не действовал, и в голове у меня, как в барабане, грохотали неслыханные марши; невиданные цвета бесформенными кляксами растекались по стенам, и зеленая рвота была единственным результатом отчаянных спазмов. Весь день я провел в том же состоянии, не прикоснувшись к пище, и только к вечеру, собравшись с силами, взобрался на мотоцикл и, то и дело задремывая на плече сидевшего за рулем Альберто, доехал до Чоеле-Чоель. Там мы посетили доктора Барреру, главного врача местной больнички и депутата, который любезно встретил нас и предоставил одну из комнатушек заведения, где мы могли бы провести ночь. Он же сделал мне несколько уколов пенициллина, и через четыре часа озноб прекратился, но всякий раз, когда мы заводили речь о том, что нам пора ехать, врач только качал головой: «При гриппе — постельный режим». (Оставим диагноз на совести диагноста.) Несколько дней мы питались по-царски. Альберто сфотографировал меня в больничном облачении, и вид у меня, надо сказать, был впечатляющий: я был тощий, со впавшими щеками, огромными глазами и бородой, чья нелепая форма не слишком-то изменилась за те несколько месяцев, что я ее носил. Жаль, что фотография получилась плохая; скорее, это был документ, свидетельствующий об изменчивом существовании людей, пустившихся на поиски новых горизонтов, сбросив с себя путы цивилизации.

Однажды утром наш доктор против обыкновения не покачал головой, и этого было достаточно. Через час мы двинулись курсом на запад, в направлении озер — нашей ближайшей цели. Мотоцикл ехал не шибко, наглядно демонстрируя, сколько сил он уже затратил, — особенно в том, что касается его корпуса, который вечно приходилось штопать излюбленной запчастью Альберто — проволокой. Уж не знаю, где он откопал фразу, которую приписывал Оскару Гельвесу: «Везде, где проволока может заменить винт, я предпочитаю проволоку, она надежнее».

Наши штаны и руки украшали недвусмысленные признаки совпадения наших с Гешьвесом пристрастий, по крайней мере в том, что касается проволоки.

Уже стемнело, и мы пытались добраться до какого-нибудь населенного пункта, учитывая наше скудное освещение и малоприятную перспективу провести ночь под открытым небом; однако, когда мы, медленно продвигаясь пешком, освещали себе путь фонарем, неожиданно раздался престранный шум, источник которого нам никак не удавалось установить.

Света фонаря не хватало, чтобы определить причину шума, который мы ошибочно приписали лопнувшим ободам. Вынужденные застрять здесь, мы поспешили получше подготовиться к ночи и, соорудив палатку, забрались внутрь, чтобы сном, соразмерным нашей усталости, заглушить голод и жажду (воды поблизости не оказалось, мяса у нас не было). Однако вечерний ветерок не замедлил превратиться в свирепую бурю, которая сорвала нашу палатку, оставив нас во власти непогоды; холод пробирал до костей. Пришлось привязать мотоцикл к телеграфному столбу и, укрывшись оставшимся от палатки брезентом, устроиться на ночлег под ним. Ураганный ветер мешал нам расставить койки. Невеселая выдалась ночка, но в конце концов сон оказался сильнее холода, ветра и прочих неприятностей, и, когда мы проснулись в девять утра, над нами ослепительно сияло солнце.

При свете дня мы увидели, что пресловутый шум был вызван тем, что была повреждена передняя часть рамы. Проблема заключалась в том, чтобы на скорую руку подлатать ее и добраться до какого-нибудь населенного пункта, где можно было бы заварить лопнувшую трубу. Наш друг, проволока, снова помогла нам в этом. Затем мы тронулись в путь, точно не зная, как далеко расположен ближайший населенный пункт. Велико же было наше удивление, когда после второго поворота перед нами предстал явно обитаемый дом. Нас прекрасно приняли и утолили наш голод вкуснейшим жарким из барашка. Оттуда мы пешком протопали почти двадцать километров до местечка Пьедра-дель-Агила, где была сварка, но было уже так поздно, что мы решили заночевать у механика.