Гевара Че - Дневник мотоциклиста: Заметки о путешествии по Латинской Америке

Верховод ил действом запоминающийся тип, обращаясь к которому я каждый раз со всем уважением называл его «сеньора», пока один из пирующих не сказал мне: «Слушай, друг, не дави так на дона Пендона, а то он может разозлиться». «Кто такой дон Пен- дон?» — ответил я, складывая пальцы наподобие указательного знака, который используют, когда речь заходит о каком-нибудь неотесанном деревенском увальне. Когда я узнал, что «сеньора» и есть дон Пендон, меня прошиб холодный пот, но пребывал я в этом состоянии недолго. Жаркого, как всегда, было приготовлено намного больше числа приглашенных, поэтому нам предоставили полный карт-бланш, чтобы и далее исполнять свою роль вьючных животных.

Кроме того, мы продолжали следовать тщательно продуманному плану. Каждый раз я изображал все учащающиеся признаки опьянения sui generis и при каждом приступе, пошатываясь, брел к речушке, спрятав бутылку красного под кожаной курткой. Подобное удавалось мне проделать раз пять, и несколько литров красненького уже охлаждалось в ближайшей речушке в ивовой верше. Когда все кончилось и настал момент складывать пожитки в грузовик, чтобы вернуться в городок, я, верный своей роли, работал скрепя сердце, затем сцепился с доном Пен- доном и наконец, не способный двинуться, оказался на траве пастбища. Добрый друг Альберто извинился за меня перед начальством и попросил разрешения присмотреть за мной до возвращения грузовика. Как только шум мотора стих вдали, мы, как необъезженные жеребцы, бросились искать винишко, которое позволило бы нам несколько дней по-королевски сдабривать наш стол. Добежав первым, Альберто кинулся к верше; далее выражение его лица напомнило мне выражение актера-комика: ни одной бутылки не оказалось на своем месте. Мое притворное пьянство никого не обмануло, или же кто-то из присутствующих заметил, как я таскаю вино — так или иначе мы, как всевда, остались на мели, мысленно обмениваясь улыбками с тем, кто разгадал в моих пьяных кренделях уловки вора — единственное, что нам оставалось в нашем безвыходном положении. Прихватив хлеба и сыра, а также немного мяса на вечер, нам пришлось воротиться в городок пешком, сытыми и пьяными, но необычайно удрученными, и не только из-за вина, а главным образом из-за недостойной комедии, которую мы разыграли. Словами горю не поможешь!

Следующее утро выдалось дождливым и холодным, и нам показалось, что гонки отменяются; мы решили выждать, пока дождь немного стихнет, чтобы позавтракать оставшимся мясом где-нибудь на берегу озера, но в этот самый момент по громкоговорителю сообщили, что гонки состоятся. Воспользовавшись своим званием «помощников», мы бесплатно прошли на стадион и, расположившись поудобнее, посмотрели гонки среди машин местной конструкции — довольно увлекательное и приятное зрелище.

В один из ближайших дней мы уже собирались двигаться дальше и, сидя на крыльце барака и потягивая мате, обсуждали, какую дорогу выбрать, когда подъехал джип, из которого вышли несколько друзей Альберто из далекого, почти фантастического города Вилья-де-ла-Консепсьон-дель-'Шо, с которыми мой друг принялся обниматься так, будто они не виделись целую вечность. Мы тут же отправились достойно отметить это событие, до предела накачавшись пенной жидкостью, которую принято употреблять в подобных случаях.

Друзья Альберто предложили нам навестить их в городке, где они работали — Хунин-де-лос-Андес, — и мы направились туда, значительно облегчив мотоцикл, часть багажа которого осталась в бараке Национальных парков.

Хунин-де-лос-Андесу повезло меньше, чем его озерному собрату, и он влачит свое растительное существование, позабытый и позаброшенный цивилизацией, если не считать попытки встряхнуть его однообразное существование с помощью постройки казарм, на возведение которых всегда мобилизуют местное население и где трудятся наши друзья. ГЬворю «наши», потому что довольно скоро они стали и моими тоже.

Первый вечер был посвящен воспоминаниям о далеком прошлом Вилья-Консепсьон, сдобренным льющимся неиссякаемым потоком красным. Не будучи таким искушенным в винопитии, я был вынужден покинуть вечер раньше, но спал как сурок, используя преимущества настоящей постели.

Следующий день мы посвятили устранению некоторых технических неисправностей в мастерских компании, где работали наши друзья, а вечером, чтобы отметить то, что мы покидаем Аргентину, они устроили нам роскошное угощение: жаркое из говядины и барашка со вкуснейшим салатом, не считая шкварок на десерт.

После нескольких дней сладкого ничегонеделания мы распростились, обнимаясь и по-детски дурачась, взяв дорогу на Кар-руэ — самое большое озеро в округе. Дорога туда ужасная, бедный мотоцикл то и дело буксовал, пока я грудью помогал ему преодолеть песчаные заносы. Первые пять километров заняли у нас полтора часа, но потом дорога стала лучше, и мы без приключений добрались до малого Карруэ — небольшой лагуны с зеленой водой, окруженной холмами, поросшими пышной растительностью, а затем и до Карруэ большого, достаточно протяженного, но, к сожалению, недоступного для мотоцикла, так как его окружает только одна — железная — дорога, по которой местные контрабандисты перебираются в Чили.

Мы оставили мотоцикл в домике лесника, которого не застали, а сами решили забраться на холм, возвышающийся прямо над озером. Но приближался час обеда, а в наших котомках оставался только кусок сыра и кое-какие консервы. Над озером пролетела утка; Альберто, учтя все обстоятельства — отсутствие лесника, расстояние, на котором находилась птица, возможный штраф и т. д. — выстрелил: подбитая утка упала в воды озера. Мгновенно разгорелся спор: кому ее доставать. Я проиграл, и мне пришлось лезть в воду. Казалось, ледяные пальцы вцепились в мое тело, сделав невозможным даже самые простые движения, — характерное для меня удовольствие, которое я обычно испытываю от холода. Двадцать метров туда и столько же обратно, которые я проплыл за добычей Альберто, заставили меня страдать, как негра на Северном полюсе. Правда, жареная утка показалась нам настоящим деликатесом.

Взбодренные обедом, мы в пылу энтузиазма стали карабкаться на холм. И сразу же нашими навязчивыми и малоприятными спутниками стали слепни, которые кружили вокруг не отставая и не упускали момента кого-нибудь из нас ужалить. Подъем оказался мучительным, учитывая отсутствие соответствующего снаряжения и нехватку опыта, но после нескольких изнурительных часов мы взобрались-таки на вершину, откуда, к нашему разочарованию, не открывалось никакого восхитительного вида; соседние холмы закрывали все. Во всех направлениях, куда ни брось взгляд, торчал еще один холм, застивший все остальное.