Павел Огурцов - Конспект

— Поздравляю, — говорит он, улыбаясь и пожимая мою руку. — Вышел покурить — Курченко рассказал, как у Чхеидзе лопнул генплан, и он теперь заново копирует съемку. Принесли из Гипрограда. Нет, каково? Такое событие стоит отметить. Деньги есть. Пошли? Прямо сейчас.

— Деньги есть и у меня. Пошли.

— Кутить, так кутить! Кацо! Дай нам одну порцию мороженного и двенадцать ложечек, как говорит Чхеидзе. Знаешь, и я не мог работать, и сейчас все еще не работается.

В забегаловке взяли водку, селедку, соленые огурчики, заказали домашнюю колбасу с тушеной капустой.

— Что нужно бедному студенту? Рюмку водки и хвост селедки, — говорили наши отцы и деды. За погибель супостатов! — предложил тост Толя.

— Да сгинет нечистая сила! — поддержал его я.

Выпили, закусили.

— Ты прав. — Толя наклонился ко мне и продолжил почти шепотом. — Толковыми их не назовешь: шантажировать съемкой и не предупредить, чтоб ее не передавали в институт... Ну и работники!

— Кто их знает! Я же делаю вид, что стараюсь выполнить их задание. Может быть они и решили, что можно обойтись без шантажа.

— Не обижайся, но ты иногда удивляешь меня своей наивностью. Неужели ты допускаешь, что они могут доверять таким как ты, случайным для них людям? Ручаюсь — они никому не доверяют, очень может быть, что и своим сотрудникам не доверяют. Ты говоришь: решили, что можно обойтись без шантажа. И обходятся. Пока. А в случае чего? Неужели ты думаешь — они постесняются снова пустить в ход шантаж и даже осуществить угрозу? Нет, это их промах, да еще какой! Все было построено на том, что ты относил съемку, а что отнес — доказательств нет, значит — есть возможность шантажировать. Ты думаешь, что тебя кто-то рекомендовал. Вообще рекомендовал — для работы на них. А я теперь представляю себе эту механику иначе. Брали съемку не только Крюкова, и относил съемку не только ты, конечно, это специально было установлено, чтобы, — Толя снова перешел на шепот, — секретные материалы относили вы. А из относивших выбрали тебя, потому что их интересует Новиков, а ты оказался звеном в цепи Новиков — Мукомолов — Горелов. Они и решили ухватиться за это звено, надеясь, что оно окажется слабым, чтобы вытащить всю цепь.

Мы захохотали от такого применения известного выражения Ленина. Выпив и закусив, продолжили эту тему — у кого что болит...

— Твой дедуктивный метод, — говорю я, — сделал бы честь Шерлоку Холмсу, если бы не одно обстоятельство. У тебя они должны отличаться умом, рассудительностью, словом — быть толковыми работниками, а ты их такими не считаешь. И я не считаю.

Понимаешь в чем дело. У них, — я говорю не о твоей паре, а об их организации в целом, — наверное, отработаны какие-то методы и приемы для разных случаев, а эта пара их только применяет. Вот как в нашем деле стали применять типовые секции жилых домов, а теперь даже типовые малоэтажные дома. А может быть кто-то другой разработал эту операцию, а этой паре поручили ее выполнить. А впрочем, что мы о них знаем? Эти мои гипотезы — гадание на кофейной гуще. Давай лучше выпьем за твое освобождение.

— Ой, нет! За это рано: так и сглазить можно. Выпьем просто так, ну хотя бы под стук входной двери.

Помолчали, подождали пока стукнет дверь. Выпили, закусили.

— Петя, ты скажешь этой своей паре о съемке или промолчишь?

— Не знаю, не думал еще об этом.

— Наверное, лучше сказать.

— Почему?

— Увидят, что ты работаешь не за страх, а за совесть.

— Да ты что! Как же я тогда от них вырвусь? Такое скажешь! Лучше еще выпьем. — Выпили, закусили. — Они, наверное, долго не будут знать, что шантаж со съемкой не получился, а может быть и совсем не узнают — им и в голову не придет такой оборот событий. Это если исходить из твоей теории, а она хорошо обоснована — тут ты прав. Тем временем они убедятся — от меня нет никакой пользы – и отвалятся. А если я скажу о съемке, они тут же придумают что-нибудь другое для запугивания. Вот к чему приведет твое не страх, а совесть.

— Не за страх, а за совесть можно работать по-разному. Можно так стараться, чтобы не знали как от тебя избавиться. Чего ты усмехаешься?

— А ты говорил, что напрасно я их злю. Все дело в том, как избавиться. Вариант первый. Они, наконец, убеждаются, что в том конкретном деле, которым они сейчас занимаются, по причинам, от меня не зависящим, я для них бесполезен. И еще: они видят, что по своим личным качествам я вообще непригоден для их работы. И только. Вот удивительно: я так и веду себя, а только сейчас четко сформулировал эти свои задачи… И вариант второй. Они приходят к выводу: услужливый дурак опаснее врага. Тогда мне крышка. Переигрывать опасно.

— Ух, черт! Ты прав. Я все время стараюсь ставить себя на твое место, и не всегда это удается. А надо бы: я могу оказаться в твоем положении. Ну, что? Не повторить ли нам заказ?

— Нет, Толя. Чувствую, что пьянею — не спал ночь из-за этой съемки.

— Ну, тогда пошли. А на дворе уже вечер. — Он встал. — Ох, ты, черт! И я окосел.

Мы оба хороши, но Толя трезвее и меня провожает. Шли пешком. Легкий морозец, без ветра, облачно. А я на воздухе почему-то не отрезвел, а больше опьянел, плохо понимал и плохо запомнил что говорил Толя. А он уговаривал прийти к нему с портфелем — нужно для какой-то проверки этих гадов, и как-то это объяснял. Решили обсудить этот вопрос на свежую голову. Потом он заговорил об интеллигенции, о том, что из поколения в поколение она утрачивает какие-то хорошие качества и приобретает новые плохие, но и новые ценные, и трудно сказать, каких больше.

— Это как у кого, — сказал я, чувствуя что трезвею.

— Верная мысль. Действительно, как у кого, — подтвердил Толя и заговорил о Марийке: он не сомневается, хотя не имеет никаких сведений, что она — интеллигент в первом поколении, что это хорошо, и он рад, что у меня такая жена, и считает, что мне повезло.

— А тебе не повезло?

— Нет, почему же? Если смотреть на жизнь реально, то все в порядке. А Марийка знает об этих твоих… ну, деятелях?

— Что ты! Конечно, нет. Ни она, ни дома — никто не знает, кроме тебя. Да и тебе я сказал только потому... ну, сам знаешь почему. Все списывается на диплом.

— Ну, и правильно. Я тоже никому не говорю, кроме Виты.

— А как он?

— Да держится хорошо. Стал очень осторожным. Зайти к нам Толя наотрез отказался:

— Да ты что! В таком состоянии? Я проводил его до остановки и дождался трамвая, которым он уехал. Седьмой маршрут.

Пять остановок до института, еще пять до Толи.

Приехал к Толе, как условились, около шести вечера и по его просьбе — с портфелем. В комнате стоял, по-видимому собираясь уходить, молодой человек примерно нашего с Толей возраста. Знакомясь буркнул фамилию, — я расслышал только окончание: шниченко, — сейчас же попрощался и ушел. Проводив его до наружных дверей, Толя сказал: