Павел Огурцов - Конспект

Мы предоставлены самим себе, и нам после дорожных передряг хочется в спокойной обстановке прийти в себя и отдохнуть, а Марийке это просто необходимо: в одиннадцать вечера ее все еще преследует гул самолетов и подскакивает температура. Опаздываю в Челябинск? Ну и что? Беспокойство, владевшее мною из-за этого в Нальчике и Махачкале, прошло, и вместо него — уверенность: нигде меня не ждут и не ищут, и нужен я им, как пятое колесо до возу. Меня к ним направили — ну, и приткнут куда-нибудь. Несколько дней больше или меньше — какая разница? Да и пароход, на который мы попали в Махачкале, мог идти в Красноводск, и мы бы все еще ехали и ехали. Меня беспокоит состояние Марийки, а не задержка в дороге — тут моя совесть спокойна.

Недалеко от квартиры Куреневских, в самом центре, в новом дворце культуры обосновался московский Большой театр. Билеты можно купить свободно, и мы туда повадились. А в театре к одиннадцати часам Марийку лихорадит, но она говорит, что тут ей легче: видит, как спокойна публика и понимает, что гул самолетов только кажется. Билеты брали в первые ряды партера и, обдрипанные, я — в замызганной солдатской форме, солдатских ботинках и обмотках, сидели среди дипломатов и изысканно одетых дам, раз — рядом с японцами. Ну, и пусть, подумаешь! А им, бедняжкам, по вечерам и деваться, наверное, больше некуда.

Изумились счастливому концу в «Лебедином озере». Впрочем, бесцеремонное обращение с классиками искусства — явление распространенное. В Харьковском оперном «Пиковая дама» начиналась с пролога, в котором возле полосатой будки маршировали солдаты — это, очевидно, должно было символизировать эпоху. В кинофильме «Капитанская дочка», — еще немом, — Гринев получал свободу потому, что приглянулся Екатерине и стал ее любовником. И не может уже Пушкин никого вызвать на дуэль, и не может уже Чайковский протестовать против нелепейших изменений в его шедеврах и таких же дополнений к ним. Встретить бы наглеца, паразитирующего на классиках, и — по морде! Но ничего это не даст: такой бурьян растет и процветает на подготовленной почве, из которой бесцеремонно выпалывается все неугодное властям, будь то классика или новая талантливая поросль.

Прожили мы здесь неделю и когда уезжали, Митя примчался домой, сияя — добился, что его берут в армию. На радостях он чуть ли не силой навязал нам свое одеяло: ему не нужно, а у нас одеяла нет.

Воздушных тревог в Куйбышеве не было, но светомаскировка соблюдалась, и приятно было, проезжая Уфу, увидеть вечерние огни, от которых мы успели отвыкнуть, но и за пределами досягаемости немецкой авиации Марийку не оставляли вечерние галлюцинации.

В Челябинске не было необходимости спрашивать дорогу — город мало изменился с тех пор, как десять лет назад я отсюда удрал. Витковские занимали комнату в поселке тракторного завода в таком же доме, в каком жил и я. Ходят трамваи, но редко и всегда переполненные, к тракторному заводу проложена троллейбусная линия, на которой еще реже можно увидеть битком набитый троллейбус с незакрывающимися дверьми. В центре обращают на себя внимание два больших жилых дома подстать строившимся в Москве, стоящих рядом, с большой отступкой, а перед ними остались рубленные одно- и двухэтажные дома. В недостроенном оперном театре разместились какие-то мастерские. Из окна трамвая где-то увидел промелькнувшие сосны парка культуры и отдыха. Не сомневаюсь, — были и другие изменения, которые я не видел или не заметил. Витковские с утра до вечера на работе, мы, как и в Куйбышеве, предоставлены самим себе. В здании городского театра имени какого-то Цвиллинга обосновался московский Малый, и мы не упустили возможность несколько раз в нем побывать.

В комбинате «Челябинскуголь», в отделе кадров сижу рядом с пожилым человеком — одновременно заполняем одинаковые многостраничные анкеты. Ему лет за сорок. Гимнастерка пригнана по плотной фигуре и отутюжена. Галифе заправлены в хорошо начищенные хромовые сапоги. Скуласт, маленькие сверлящие глазки. Подбородок несколько великоват и вместе со сжатыми губами свидетельствует о наличии характера. Бычья шея с поперечными складками побрита. Пальцы белые, толстые, без каких-либо следов физической работы, ногти коротко подстрижены и все-таки некоторые грязноваты. Я потому его так рассматриваю, что не могу определить, кто он по специальности. Не рабочий и не колхозник — об этом и думать нечего. Неинтеллигентен, мало образован и мало культурен — это бесспорно. Кадровый военный? Нет выправки, намечается животик, немного сутулится и сидит вразвалочку. Заглядываю в его анкету, но он уже перевернул первую страницу с вопросами об основной специальности. Замедляю заполнение анкеты — пусть он закончит раньше и перевернет ее первой страницей кверху. Закончив заполнять, он сразу поднялся и, переворачивая анкету поднял и ее, но я успел прочесть то, что меня интересовало: руководящий работник. А! Так он из тех, кому чем бы ни руководить, лишь бы руководить, сегодня — макаронной фабрикой, завтра — тарным цехом или мыловаренным заводом. Он ни в чем не перечит начальству, не раздумывая выполнит любые указания — нужные и ненужные, толковые и бестолковые, полезные и вредные, — он не станет в этом и разбираться, а заставит, — тут он большой мастер, — выполнять их любой ценой, как говорится, — хоть кровь из носа. Он — надежнейшая опора Сталину, такие и нужны нашему режиму. Теперь понятно, почему каждая кухарка должна уметь управлять государством.

Получаю направление в Подуральск на машиностроительный завод, эвакуированный из Донбасса. Подуральск от Челябинска, если по прямой, километров пятнадцать-двадцать, но рабочий поезд едет чуть ли не полтора часа, катясь после какой-то станции почти в обратном направлении. Городок маленький. На площади — большой дворец культуры со сценической коробкой и двухэтажные дома. Такие же дома и на недлинной главной улице. Остальная застройка — маленькие домики, избы, землянки и полуземлянки. Вокруг городка — шахты и степь.

В конце главной улицы — завод, на который меня направили, это, кажется, — самое крупное предприятие в городе. В отделе кадров его начальник или сотрудник, — откуда мне знать? — читает мою только что заполненную анкету, такую же, какую я заполнял вчера в Челябинске.

— А! Вы еще техник-электрик. Это хорошо — электрики нам нужны. Пойдете дежурным электриком в цех.

— Нет, электриком я работать не буду, не для того я институт окончил.

— Как это не пойдете! Вы думаете, что говорите? Сейчас война, дисциплина военная, и вы обязаны работать там, куда вас поставят. Шутить не советую.

— А я вам без всяких шуток заявляю: электриком работать не пойду. Техникум я окончил больше десяти лет назад, электриком работал давно и мало, и все забыл.