Павел Огурцов - Конспект

– Я, кажется, и ваш анекдот помню.

– Да как ты мог запомнить? Ты же удрал!

– А я слышал начало анекдота. А вечером у нас были гости – Арьевы, Калашников и еще кто-то... А! Ленина подруга, Вера Лапина.

– Она жива?

– Жива. В Харькове, никуда не уезжала.

– Ты ее видел?

– Нет.

– Ну, продолжай.

– За столом, на веранде папа и рассказал анекдот с этим началом. Вообще, он очень редко рассказывал анекдоты.

– А я вот не помню. Ни одного анекдота не помню, а когда-то их любила.

– Так они вспоминаются при случае.

– У меня совсем не вспоминаются. Даже интересно, что за анекдот я тогда рассказала.

– Нэпман с сынишкой – в зоопарке. Сынишка увидал верблюда и закричал: «Папа, папа, смотри, что большевики с лошадью сделали!»

Александра Николаевна вяло рассмеялась и стала расспрашивать подробности об отце, Оле, их сестрах и зятьях, о Гарике, Калашникове... хотелось спросить, знала ли она Марию Михайловну. Но как спросить? Сказать – Мария Михайловна – неудобно, сказать мама – очень не хотелось. Все-таки спросил:

– А маму мою вы знали?

– Видела несколько раз. – Больше ничего не добавила и ничего не спросила.

Хотелось спросить о Федоре Павловиче, но я колебался. Не спрошу – упущу, пожалуй, единственную возможность: если кто-нибудь знал, то, конечно, знает и Александра Николаевна. А спросить – разбередить еще и эту рану. Но ведь прошло... сорок пять минус семь... тридцать восемь лет! Рана должна была давно зарубцеваться. И я решился.

– Александра Николаевна, вы не знаете, отчего застрелился Федор Павлович? – Спросил, и замерло сердце.

– Федя?.. Ты никогда не видел моего мужа?

– Нет, не видел.

– Он напоминал Федю... Не так внешностью, и даже не характером... Манерами и еще чем-то неуловимым, не могу даже объяснить, чем... Оля это понимала, он и ей напоминал Федю... А тебе не говорили? Ах, да, ты же был ребенком.

– В сорок первом мне было двадцать восемь лет.

– Ну, тогда уже ты об этом не думал. У тебя были свои заботы.

– Но вот сейчас же спросил у вас.

– Вспомнил, потому что со мной встретился... Из оставшихся в живых об этом знают только Яновичи. Не знаю, скажут ли они тебе и теперь.

– А вы?

– Зачем теперь скрывать? Скажу. Но надеюсь на твою скромность.

– Даже Яновичам не признаваться?

– Смотри сам... По обстоятельствам... При случае...

Федор Павлович был эсер – об этом она знала от него. И входил в группу боевиков – об этом она догадывалась.

– А наверняка не знали?

– Нет. Мы условились: я ни о чем не буду спрашивать.

Александра Николаевна разделяла его взгляды и была готова вступить в партию.

– А как же иначе? Я сказала ему: у нас должна быть одна судьба, и он с этим согласился.

Родители, конечно, ничего не знали, но его уже арестовывали, и они опасались, как бы он не оказался замешанным в революционной деятельности. Ефросиния Кирилловна переживала. Павел Тимофеевич к старшему сыну относился с уважением, но иногда говорил ему: «Смотри, доиграешься!» или «Эй, не сносить тебе головы!» А это еще больше волновало мать. И меня. А Федя говорил им, что арестовали его по ошибке. Ведь выпустили. Сейчас хватают кого попало. По малейшему подозрению. Родители радовались нашей свадьбе – надеялись, что женитьба его остепенит. Павел Тимофеевич даже говорил со мной об этом. А перед свадьбой... Федю брали, он отстреливался, а потом и сам застрелился. Наверное, его все равно повесили бы.

– В гостинице брали? В Валуйках?

– Брали на станции. Это так Огурцовы говорили – в гостинице. Самоубийство на станции – уж очень неправдоподобно. И не в Валуйках, а недалеко от Белгорода... Об этом случае потом докатились слухи... – Александра Николаевна открыла коробочку с самосадом и нарезанной газетой. – Давай покурим. Ты давно куришь?

– С тех пор, как выгнали из института.

– Так и начинают курить – когда стрясется несчастье. А то и пить.

– Скоро кончится война. Какая нас ждет жизнь – судить не берусь. Но, наверное, снова будут отпуска и свободный проезд. Можно и в Харьков будет поехать.

– Никуда я отсюда уже не уеду. Незачем и не к кому.

– Я не о переезде, о том, чтобы повидаться.

– Не будем загадывать.

То, что я услышал о Федоре Павловиче, так не похоже на всех Огурцовых, что не верилось. Чувствовал и понимал: не могла Александра Николаевна обманывать. Но прошло столько лет, было столько событий, горя... Неужели память способна на такие метаморфозы?

Вы собрали сведений гораздо больше, чем требуется, – сказал мне Евстафьев, внимательно выслушав подробную информацию. Он улыбался. – Их, пожалуй, хватило бы и для генерального плана.

– Вы считаете, что не стоило тратить на это столько времени? – А я ведь не все сведения ему выложил.

– Нет, я так не считаю. Вы уложились в срок командировки. Даже если бы немного и не уложились, – сведения этого стоят. Вы их изложите в виде справки и дайте отпечатать – они нам пригодятся. С исходными данными все ясно. А наметки первоочередных мероприятий вы не прикидывали? Хотя бы в голове?

– Они уже на бумаге. – Я развернул кальку.

– Даже согласовали! Интересно... Так что вы предлагаете? А где же новая ветка в порт? Почему ее нет?

Рассказал.

– Она нанесена на оригинал, но ее выпросили в горисполкоме – хотят уже сейчас им руководствоваться. Но я могу нанести ее на экземпляр, который пойдет на утверждение. Все равно придется вычерчивать заново.

– Зачем вычерчивать? Если ничего изменять не придется, отсинькуем кальку в Гипропром-гражданстрое или у Орлова, наклеите на картон, раскрасите и дело с концом.

– Раскрашивать нечем.

– Я привез акварель и кисти, можете воспользоваться.

– Акварель на синьке может поплыть. Лучше подать черно-белым.

– Можно и так, как хотите. Правда, будет не черно-белым, а черно-рыжим, но это неважно. А ветку сейчас трогать не стоит. У них больший опыт общения с нашим начальством, не будем им мешать.

– Евгений Георгиевич, с веткой надо поторопиться. Проект восстановления порта идет полным ходом, и Первомайский завод собирается расшириться вот сюда. – Я показал на плане. – Тогда ветку проложить будет негде.

– Да неужели вы думаете, что проект порта будет закончен, и начато расширение этого завода раньше, чем кончится война? О чем вы беспокоитесь? Война скоро кончится. Пояснительную записку вы еще не писали?

– Нет, не писал. Хотел обсудить принципиальный вопрос: стоит ли в курортном городе развивать промышленность?

– А вы этот вопрос в Осипенко обсуждали?

– Этот вопрос поднимал еще Сабуров, пытался поставить его и я. Но местное начальство всеми четырьмя вцепилось в промышленность. – Я изложил их доводы.

– Это очень сложный вопрос, с кондачка его не решишь и от доводов местного руководства так просто не отмахнешься.