Павел Огурцов - Конспект

Хозяева оказались доброжелательными и заботливыми. Часто приглашали к столу. Я отказывался, ссылаясь на хорошую столовую и на то, что сыт.

–Да что ж, все столовая да столовая, надо и домашней еды поесть. Пойдемте, я и на вас приготовила, не обижайте нас.

Поужинал раз, другой, стали звать к завтраку. Отблагодарить нечем, отказываюсь – обижаются, заплатить нельзя – не возьмут и еще больше обидятся. Что ты будешь делать?! Хозяйка готовила вкусно, иногда – почти из ничего. Ну, я спросил их – не возьмутся ли они меня столовать: буду отдавать им карточки и платить. Они согласились, и жалеть об этом не пришлось.

Обжившись, спросил у них – пустующую комнату берегут для сына?

– Да мы бы сдали, но не хочется кому попало.

Не помню, что было раньше: уехала ли Корочанская, – муж получил назначение на Западную Украину, – или вернулся из эвакуации Анатолий Тихонович Еселевич, довоенный городской архитектор. Лет пятидесяти, стройный, с тонкими чертами лица и печальными, как у Гаршина, глазами. Костюм поношен, но отутюжен, ботинки, если присмотреться, – с латками, но начищены, прямой пробор безукоризнен. Время от времени пальцами стряхивает с плеч несуществующую пыль. Родом из Ливен, отец – учитель гимназии, окончил в 17-м году Петроградскую академию художеств. Я уже видел построенные по его проектам дома в Соцгороде и дом отдыха на Хортице – неудачными их не назовешь. Вскоре он был назначен главным архитектором города и, не имея своего аппарата, стал работать в составе областного отдела.

Работы по области у меня почти нет – изредка напишешь письмо, а по городу чем дальше, тем больше. Знакомил Еселевича с нашими делами, на него обрушивались новые, я ему помогал с оглядкой на Евстафьева, но Еселевич сказал мне:

-– На Евстафьева не оглядывайтесь. Беловол настоял, чтобы вы продолжали работать по городу. Конечно, это дело ваше, хотите – работайте, хотите – нет, но мне кажется, что вы работаете охотно. Я не ошибся?

– Вообще-то я хочу на проектную работу, но ее еще нет, в областном отделе – скука смертная, и сейчас я предпочел бы работать с вами.

– Лады. Я так и думал.

На совещания и заседания ходил Еселевич, у меня стало больше времени для работы, но его, хотя я и прихватывал вечера, все равно не хватало.

Иногда Евстафьев брал мои работы, просматривал и молча возвращал. Однажды, возвращая какую-то работу, сказал:

– Здесь лучше сделать так, – и показал.

– Я и начинал с такого решения, но в этой ситуации получается хуже – посмотрите на окружение.

Хотел показать первый эскиз, но подошел Еселевич и придержал меня за локоть. Он никогда не смотрел мои работы до их окончания, если только я не обращался к нему за советом, не видел и эту.

– Я эту работу видел, – сказал он Евстафьеву, – и, по-моему, в этих условиях ничего не придумаешь. И, вообще, я хотел вам сказать: такие работы – дело главного архитектора города, а не областного отдела. Если вы мне не доверяете и контролируете каждый шаг, то лучше уж прямо поставьте вопрос о моем несоответствии.

– Ну, что вы, Анатолий Тихонович! Нельзя же так… Я просто по-товарищески.

– А как в этом случае? Вы настаиваете на своем?

– Нет, я понял, в чем тут дело, – ответил Евстафьев, оделся и ушел.

– Делать ему нечего, вот и лезет в каждую дырку, – сказал мне Еселевич и фыркнул: набрал воздух и резко носом выдохнул.

Отношения между ними были корректными, но угадывалась взаимная неприязнь: избегали обращаться друг к другу и не говорили на посторонние темы. После какого-то спора, проходившего в вежливой форме, Еселевич сказал мне, предварительно фыркнув:

– Мы всегда будем плохими – от нас нефтью не пахнет.

На продолжении главной улицы, на склоне балки Капустянки – большой котлован. Спросил у Еселевича о его происхождении.

– Перед войной начинали строить школу.

– Там же должна пройти дамба.

– Не совсем там. Разве вы не помните трассу? Она чуток поворачивает.

– Помню. А откосы?

– И откосы не затронули бы школу, это я учел. Но место было, конечно, крайне неудачным.

– Почему же вы на это пошли? Отсутствие сноса?

– На этом пустыре мест для школы хватает. Я предлагал разные варианты – ни в какую. Воля начальства. Прихоть и упрямство.

– А почему они хотели строить именно там?

– Им хотелось, чтобы школа стояла по оси главной улицы, замыкала ее. Но по отношению к ней школа была бы в яме. Какой это замок! Пытался объяснить – и слушать не хотят. Я еще и до истории со школой чувствовал, что не удержусь на этой работе. Ну и лады! Пришел с проектной работы и ушел бы на проектную работу. Но начались разговоры – Еселевич хочет сорвать строительство школы. Понимаете, что это значит? Уходом я бы не отделался. – Он помолчал. – Когда я вернулся, не сразу дал согласие на должность главного архитектора. Познакомился с Беловолом, со Скрябиным, поговорил с ними, увидел, что это совсем другие люди и с ними можно работать, тогда и согласился. Между прочим, на мое согласие повлияло еще и их отношение к вам.

– Ко мне?

– Да. Оба, и Скрябин, и Беловол, хорошо о вас отзываются, значит, – ценят толковых работников.

– У вас же, как мне кажется, не было выбора. Пошли бы вы в Гипрогражданпромстрой?

– Я и там был – жалкая контора. В случае чего пошел бы к Орлову – мы оба работали у Весниных.

Для определения пригодности и технических условий восстановления сожженных зданий при горплане создали экспертно-технический совет. Председатель горплана Лубенец – председатель этого совета, его ученый секретарь – инженер Госбанка Самойлов, среди членов совета – Кривобоков и Муленко.

По делам совета у Кривобокова бывал Самойлов. Он был одноглаз, с большой шишкой на шее, болтлив, хвастлив и по моим тогдашним понятиям – стар. Дед Щукарь – прозвал я его про себя, но с легкой руки Кривобокова его называли Косинусом.

– Это второй барон Мюнхгаузен, хотя о первом он, конечно, не слыхал, – говорил мне Николай Андреевич. – Рассказывает невероятные истории. До войны работал в Сталино, и вот вам, пожалуйста: ехал стоя в грузовой машине, на ухабе вылетел, перелетел через провода и благополучно стал на ноги. И каждый раз – подобные небылицы.

Возвратясь с обследования какого-то здания, Кривобоков громко и возбужденно рассказывает:

– Фундаменты отрыли. Но дом хотят надстраивать, надо бы определить допустимую нагрузку на грунт. Косинус влез в яму, попрыгал и говорит: «Два килограмма на квадратный сантиметр».

– Ну, Николай Андреевич…

– Да я и сам бы не поверил, если бы мне это рассказали, но я говорю правду, или вы думаете – я тоже барон Мюнхгаузен?

– Да кто он по образованию – этот инженер Госбанка?

– Я думаю – даже не техник. Наверное, окончил какие-нибудь курсы десятников.