Хельмут Альтнер - 1945. Берлинская «пляска смерти». Страшная правда о битве за Берлин

Неожиданно мимо нас с плачем пробегает женщина. Волосы распущены. Она кричит и бросается в сад. Вскоре она исчезает из виду. Мы вместе с лейтенантом идем через арку, которая ведет во двор дома [90] Цвайбрюкерштрассе, дома № 83-85 . На улице кто-то оставил два чемодана. Рядом с ними стоит Зольга. Чемоданы принадлежат женщине, которая только что с криком пробежала мимо нас. Оказывается, она забыла взять с собой свои жемчуга.

Какое-то время стоим все вместе рядом с чемоданами, однако штабс-фельдфебель уводит нас в здание и показывает, какие позиции нам занять. Я недосчитываюсь нескольких из нас, но думаю, что вскоре мы будем все вместе. На лестничной площадке в окнах витражи. Я разбиваю винтовкой две свинцовые рамы и высовываюсь на улицу. Здания, из которых мы только что ушли, купаются в солнечных лучах. Враг наверняка уже там. Слева тянется яркая лента улицы [91] Фалькензеер Шоссе. . Широкая дорога делит сады на две части. И все это купается в теплом весеннем свете — и дома, и сады, и улицы.

Неожиданно стрельба возобновляется. Русские наступают, продвигаясь вперед по дачным участкам, перебегая от дерева к дереву, и из окон домов открывается стрельба. Правда, выстрелы звучат гораздо реже, чем тогда, когда нас было больше. Теперь враг изменил тактику. Он пытается окопаться. Саперные лопатки поблескивают на солнце, выдавая его расположение. Рядом с летним домиком постепенно вырастает груда земли. Русский, полулежа, копает что есть сил. Я спокойно беру его на прицел и нажимаю спусковой крючок, затем еще раз. Неожиданно его рука вздрагивает, и он роняет лопатку. Я снова прицеливаюсь, и на этот раз противник опускается на землю и больше не шевелится. Однако враг продолжал продвигаться вперед. Вскоре все дома будут в его руках — это вопрос лишь нескольких часов.

Неожиданно на улице раздается лязг гусениц и рев мотора. Не замеченный нами, танк пробился вперед вдоль садов. Мотор глохнет, и бронемашина замирает на месте. Стрельба стихает. Все как завороженные смотрят на танк. Башня медленно поворачивается, и он целится в нас, в здание. Дуло угрожающе направлено в нашу сторону, и в следующее мгновение оттуда вырывается язык пламени, а вслед за ним с ревом вылетает снаряд. На нас летят осколки металла, битый кирпич, куски штукатурки. Стены идут трещинами и рушатся. Над садами медленно плывет облако пыли. Я спускаюсь по лестнице вниз и перехожу в соседний дом. Там у окна застыл Зольга. Я выглядываю. Танк по-прежнему застыл на месте. Затем его башня разворачивается, правда, на считаные сантиметры. Я больше не могу ждать и медленно спускаюсь по лестнице к парадной двери. Позади меня грохочет выстрел. Похоже, что стены вот-вот обрушатся. У меня за спиной обваливается штукатурка, со звоном летят на землю осколки стекла. Огромная дыра между стеной и окном исчезла вместе со стеной.

Мы уныло стоим на улице, не зная, что нам делать. Атаковать противника бесполезно, однако лейтенант приказывает нам возвращаться в здание. Мы идем назад, но двери закрыты. Колотим в двери прикладами и сбиваем их с петель. Затем медленно поднимаемся вверх по лестнице. Обидно, что в этой бессмысленной обороне сражаться приходится не только с врагом, но и с собственными гражданами.

Мы сидим у окон и наблюдаем за улицей. Танк по-прежнему застыл посреди улицы. Мы ведем огонь по кустам и деревьям. Затем танк со скрипом разворачивается в нашу сторону, мотор оживает, и снаряды крушат все вокруг — дом за домом, стену за стеной. Все рушится. Сопротивление бесполезно.

Мы выходим их домов и перебираемся на другую сторону улицы. Неужели все повторится сначала? Неужели нам снова переходить от дома к дому? Неужели мы станем птицами смерти, навлекающими гибель и разрушение на эти дома и их жителей?

Но нет, внутрь мы не идем, а остаемся снаружи. Продвигаемся ближе к кустам, что протянулись перед домами. Затем до нас вновь доносится рев танкового мотора, и мы бросаемся в подъезды. Через перекресток, словно громадные игрушки, движутся пять русских танков и вскоре исчезают за домами.

Прямо позади нас улица поворачивает вправо, и вдоль нее тянется деревянный забор. Улицу перебегают несколько русских. Мы прячемся за деревьями и открываем огонь, правда, безуспешно, потому что они далеко от нас. Теперь враг пытается перебраться на другую сторону улицы из переулка. Один почти перебежал. Мы прицеливаемся и стреляем. Русский шатается и падает в сточную канаву. Затем кто-то машет белой тряпицей, к русскому подбегают двое и оттаскивают его в сторону.

В подъезде стоят несколько жильцов и смотрят на улицу через застекленную дверь. Выходит женщина и протягивает нам кофе и хлеб. Настоящий кофе. Затем она возвращается с сахаром и тоже дает его нам. Что-то темное неожиданно появляется за вражескими спинами и движется в нашу сторону. Пушка! У нас почти нет времени на то, чтобы спрятаться прежде, чем она откроет огонь. Гремит залп, и во все стороны летят куски кирпичной кладки и металлические осколки. В ближайшем здании появляется огромная дыра. На тротуаре лежит раненый человек и громко зовет на помощь. Это Зольга. Товарищи уже бегут к нему по улице. Мы отступаем. Мы останавливаемся на следующем углу, и штабс-фельдфебель находит в одном из домов тележку. Неожиданно где-то рядом слышится пулеметная очередь. Полицейская школа через дорогу от нас, от улицы ее отделяет лишь проволочная сетка. Однако пулемет отрезал нам путь к ней.

Мы жмемся к домам и спешим назад. Мы то толкаем тележку, то из последних сил тянем ее через завалы битого кирпича, бордюр тротуаров. Какой-то раненый как безумный громко кричит от боли. Слава богу, кажется, мы у цели. Мы останавливаемся. Жилые дома остались позади нас.

Мы шагаем по широким ступенькам полицейской школы, внушительных размеров здания из светлого песчаника. Входим в дверь и шагаем по коридорам. Вокруг расхаживают полицейские в стальных касках, мимо куда-то торопятся парни из НАПОЛА и войск СС. Штабс-фельдфебель отыскал пару санитаров. Они кладут Зольгу на носилки и уносят.

Наконец возвращается лейтенант. Возвращается не один, а вместе с комендантом, в чьем кабинете он пару минут назад скрылся. Нам велено ждать, пока для нас не найдут чего-нибудь поесть, потому что нас сняли с довольствия. А все потому, что наше подразделение полностью числится пропавшим без вести.

Мы сидим на полу и ждем, вытянув усталые ноги. Полицейские служащие перетаскивают пишущие машинки и папки куда-то в подвал. Мимо нас проходят две девушки в полевой форме войск СС. Чуть позднее лейтенант возвращается и говорит нам, что мы можем получить еду. Штабс-фельдфебель выдает нам паек перед зданием НАПОЛА. Теплый гороховый суп с кусочками сала, банки с тушенкой и вволю сигарет. Стрелки часовой башни показывают, что уже три часа дня. Даже не верится. Похоже, во время перестрелки мы совершенно утратили чувство времени.